Речи Заратустры
Часть четвёртая
В полдень
— И Заратустра все бежал, и не находил никого больше. Он был один и продолжал встречать только себя, он наслаждался и упивался своим одиночеством и думал о хороших вещах — целыми часами. В полуденный час, когда солнце стояло прямо над головой Заратустры, проходил он мимо старого дерева, кривого и суковатого, которое было увито обильной любовью виноградной лозы и скрыто от себя самого; с него свешивались путнику пышные желтые гроздья. Тогда захотелось ему утолить маленькую жажду и сорвать одну кисть; но едва протянул он к ней руку, как овладело им другое желание, более сильное, — лечь под деревом в самый полдень и уснуть.
Так и сделал Заратустра; и лишь только он лег на землю, среди таинственной тиши пестрой травы, как забыл он тотчас о своей маленькой жажде и заснул. Ибо, как гласит поговорка Заратустры: одно бывает необходимее другого. Только глаза его оставались открытыми: ибо они не могли досыта насмотреться и насладиться деревом и любовью к нему виноградной лозы. Но, засыпая, так говорил Заратустра в сердце своем:
"Тише! Тише! Не стал ли мир совершенен? Что же, однако, происходит со мной?
Как легкий ветерок невидимо танцует по гладкому морю, легкий, как перышко, так — сон танцует на мне.
Глаз не смыкает он мне, душу оставляет он бодрствовать.
Легок он, поистине! легок, как перышко.
Он убеждает меня, я не знаю, как? он дотрагивается внутри меня ласкающей рукою, он принуждает меня. Да, он принуждает мою душу потягиваться
— какой она становится длинной и усталой, моя странная душа! Неужели вечер седьмого дня пришелся для нее как раз в полдень! Уж не блуждала ли она слишком долго, блаженная, среди добрых и зрелых вещей?
Долго потягивается она, — все больше и больше! она лежит тихо, странная душа моя. Слишком уж много доброго вкусила она; эта золотая печаль гнетет ее, она сковывает уста.
— Как корабль, зашедший в самую тихую пристань свою, теперь опирается он на землю, усталый от долгих странствий и неведомых морей. Разве земля не надежнее?
Когда такой корабль пристает к берегу, жмется к нему тогда достаточно, чтобы паук протянул от земли к нему паутину свою. В более крепкой веревке нет надобности.
Как такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и я теперь близко к земле, преданный, доверчивый, ожидающий, привязанный к ней тончайшими нитями.
О счастье! О счастье! Не хочешь ли ты запеть, о душа моя? Ты лежишь в траве. Но теперь таинственный, торжественный час, когда ни один пастух не играет на свирели своей.
Берегись! Жаркий полдень спит на нивах. Не пой! Тише! Мир совершенен.
Не пой, ты, полевая птичка, о душа моя! Не шепчи даже! Смотри — кругом тишина! старый полдень спит, он шевелит губами: не пьет ли он сейчас каплю счастья
— старую, потемневшую каплю золотого счастья, золотого вина? Счастье пробегает по нему, его счастье смеется. Так —смеется Бог. Тише! —
— "Для счастья, как мало надо для счастья!" — так говорил я когда-то и считал себя мудрым. Но это была хула, этому научился я теперь. Мудрые дурни говорят лучше.
Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое, шорох ящерицы, дуновение, мгновение, миг — малое, вот что составляет качество лучшего счастья. Тише!
— Что случилось со мною: слушай! Не улетело ли время? Не падаю ли я? Не упал ли я — слушай! — в колодец вечности?
— Что происходит со мною? Тише! Меня кольнуло — о, горе! — в сердце? В самое сердце! О, разбейся, разбейся, сердце, после такого счастья, после такого укола!
— Как? Не стал ли мир сейчас совершенен? Круглым и зрелым? О золотой круглый зрак — куда летит он? Разве я бегу за ним! Тише! Тише" ( — тут Заратустра потянулся и почувствовал, что спит). "Вставай, ты, сонливец! — говорил он самому себе. — Ты, спящий в полдень! Ну, вставайте, вы, старые ноги! Уже пора, давно пора, еще добрый конец пути остался вам.
Теперь вы выспались, долго ли спали вы? Половину вечности? Ну, вставай теп Speeches of Zarathustra
Part four
At noon
- And Zarathustra kept running, and did not find anyone else. He was alone and continued to meet only himself, he enjoyed and reveled in his loneliness and thought about good things - for hours. At noon, when the sun was directly over Zarathustra's head, he passed by an old tree, crooked and knotty, which was entwined with the abundant love of the vine and hidden from himself; lush yellow bunches hung from it for the traveler. Then he wanted to quench a little thirst and pluck one brush; but as soon as he stretched out his hand to her, another, stronger desire seized him - to lie down under a tree at noon and fall asleep.
So did Zarathustra; and as soon as he lay down on the ground, amidst the mysterious stillness of the motley grass, he immediately forgot about his little thirst and fell asleep. For, as the saying of Zarathustra says: one is more necessary than the other. Only his eyes remained open: for they could not get enough of and enjoy the tree and the love of the vine for it. But, falling asleep, thus spoke Zarathustra in his heart:
"Hush! Hush! Has the world not become perfect? But what is happening to me?"
As a light breeze dances invisibly on the smooth sea, light as a feather, so sleep dances on me.
He does not close his eyes to me, he leaves the soul awake.
He is light, truly! light as a feather.
He convinces me, I don't know how? he touches me with a caressing hand, he compels me. Yes, he makes my soul stretch
- how long and tired it is, my strange soul! Could it be that the evening of the seventh day had come for her at noon! Has she wandered too long, blessed, among good and mature things?
She stretches for a long time - more and more! she lies still, my strange soul. She tasted too much good; this golden sorrow oppresses her, it binds her lips.
- Like a ship that has entered its quietest dock, now it leans on the ground, tired of long wanderings and unknown seas. Isn't the earth safer?
When such a ship lands on the shore, it squeezes to it then it is enough for the spider to stretch its web from the ground to it. There is no need for a stronger rope.
As such a tired ship in a quiet pier, so I am resting and I am now close to the ground, faithful, trusting, waiting, tied to it with the finest threads.
About happiness! About happiness! Would you like to sing, my soul? You are lying in the grass. But now there is a mysterious, solemn hour when not a single shepherd plays his pipe.
Watch out! A hot afternoon sleeps in the fields. Do not sing! Hush! The world is perfect.
Don't sing, you wild bird, oh my soul! Don't even whisper! Look - there is silence all around! old noon sleeps, he moves his lips: isn't he now drinking a drop of happiness
- an old, darkened drop of golden happiness, golden wine? Happiness runs over him, his happiness laughs. This is how God laughs. Hush! -
- "For happiness, how little is needed for happiness!" - so I once said and considered myself wise. But that was blasphemy, I have learned this now. Wise fools speak better.
For everything the smallest, the quietest, the lightest, the rustle of a lizard, a breath, an instant, a moment - small, that is what constitutes the quality of the best happiness. Hush!
- What happened to me: listen! Has time flown away? Am I falling? Did I fall - listen! - into the well of eternity?
- What's happening to me? Hush! I was pricked - oh, woe! - in the heart? Straight into the heart! Oh, break, break, heart, after such happiness, after such an injection!
- How? Has the world not become perfect now? Round and mature? O golden round gaze - where does it fly? Am I running after him! Hush! Hush "(- here Zarathustra stretched and felt that he was sleeping)." Get up, you sleepy one! He said to himself. - You, sleeping at noon! Well, get up, you old legs! It's high time, it's high time, you still have a good end to the road.
Now you have slept, how long have you slept? Half an eternity? Well, get up tep Смотрите также: | |
