Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И моя душа
тоже бьющий ключ.
Ночь: теперь только пробуждаются все песни влюбленных. И
моя душа тоже песнь влюбленного.
Что-то неутоленное, неутолимое есть во мне; оно хочет
говорить. Жажда любви есть во мне; она сама говорит языком
любви.
Я -- свет; ах, если бы быть мне ночью! Но в том и
одиночество мое, что опоясан я светом.
Ах, если бы быть мне темным и ночным! Как упивался бы я
сосцами света!
И даже вас благословлял бы я, вы, звездочки, мерцающие,
как светящиеся червяки на небе! -- и был бы счастлив от ваших
даров света.
Но я живу в своем собственном свете, я вновь поглощаю
пламя, что исходит из меня.
Я не знаю счастья берущего; и часто мечтал я о том, что
красть должно быть еще блаженнее, чем брать.
В том моя бедность, что моя рука никогда не отдыхает от
дарения; в том моя зависть, что я вижу глаза, полные ожидания,
и просветленные ночи тоски.
О горе всех, кто дарит! О затмение моего солнца! О алкание
желаний! О ярый голод среди пресыщения!
Они берут у меня; но затрагиваю ли я их душу? Целая
пропасть лежит между дарить и брать; но и через малейшую
пропасть очень трудно перекинуть мост.
Голод вырастает из моей красоты; причинить страдание хотел
бы я тем, кому я свечу, ограбить хотел бы я одаренных мною --
так алчу я злобы.
Отдернуть руку, когда другая рука уже протягивается к ней;
медлить, как водопад, который медлит в своем падении, -- так
алчу я злобы.
Такое мщение измышляет мой избыток; такое коварство
рождается из моего одиночества.
Мое счастье дарить замерло в дарении, моя добродетель
устала от себя самой и от своего избытка!
Кто постоянно дарит, тому грозит опасность потерять стыд;
кто постоянно раздает, у того рука и сердце натирают себе
мозоли от постоянного раздавания.
Мои глаза не делаются уже влажными перед стыдом просящих;
моя рука слишком огрубела для дрожания рук наполненных.
Куда же девались слезы из моих глаз и пушок из моего
сердца? О одиночество всех дарящих! О молчаливость всех
светящих!
Много солнц вращается в пустом пространстве; всему, что
темно, говорят они своим светом -- для меня молчат они.
О, в этом и есть вражда света ко всему светящемуся:
безжалостно проходит он своими путями.
Несправедливое в глубине сердца ко всему светящемуся,
равнодушное к другим солнцам -- так движется всякое солнце.
Как буря, несутся солнца своими путями, в этом -- движение
их. Своей неумолимой воле следуют они, в этом -- холод их.
О, это вы, темные ночи, создаете теплоту из всего
светящегося! О, только вы пьете молоко и усладу из сосцов
света!
Ах, лед вокруг меня, моя рука обжигается об лед! Ах, жажда
во мне, которая томится по вашей жажде!
Ночь: ах, зачем я должен быть светом! И жаждою тьмы! И
одиночеством!
Ночь: теперь рвется, как родник, мое желание -- желание
говорить.
Ночь: теперь говорят громче все бьющие ключи. И душа моя
тоже бьющий ключ.
Ночь: теперь пробуждаются все песни влюбленных. И моя душа
тоже песнь влюбленного. --
Так пел Заратустра. Night: Now speak louder beating all the keys. And my soul
also beating the key.
Night: only now all the songs of lovers awaken. AND
My soul is also a song of love.
Something unremitting, insatiable in me; it wants
speak. The thirst for love is within me; she speaks the language
love.
I - the light; Oh, if I be at night! But if and
my loneliness that I am girt with light.
Oh, if I be dark and night! As I reveled
teats light!
And even you would I bless, you, stars, twinkling,
as the glowing worms in the sky! - And would have been happy with your
gifts of light.
But I live in my own world, I reabsorbed
the flame that comes out of me.
I do not know happiness taker; and I often dreamed that
stealing must be more blessed than to receive.
In my poverty that my hand never rests from
gifts; is my envy, that I see the eyes, full of expectations,
and enlightened the night of anguish.
Woe all who give! On the eclipse of my sun! About hunger for
desires! About ardent starvation of drunkenness!
They take me; but I touch on their souls? Whole
gulf lies between give and take; but also through the smallest
the gulf is very difficult to bridge.
The hunger grows out of my beauty; would cause suffering
I had the one I candle rob wish I gifted myself -
so I alchu malice.
Draw back the hand when the other hand is already stretched to her;
procrastinate, like a waterfall, which lingers in its fall - so
I alchu malice.
Such vengeance my excess invent; such deceit
born of my loneliness.
My happiness stopped giving in giving, my virtue
tired of itself and of its excess!
Who ever gives, that are in danger of losing the shame;
who always gives, at the heart of the arm and rubbed himself
Corn from the constant razdavaniya.
My eyes are not done already wet before asking shame;
my hand is too coarsened to shake hands filled.
What to do with the tears from my eyes and down from my
Heart? On the solitude of presenting! About silence all
luminous!
Lots of sun revolves in empty space; everything
dark, they say their light - to me they are silent.
Oh, this is the hostility of light to all the glowing:
He relentlessly goes their separate ways.
Unfair in my heart to all the glowing,
indifferent to the other suns - so all the sun moves.
As the storm sweep of the sun in their own ways, in this - the movement
them. His inexorable will they follow, in this - their cold.
Oh, it's you, the dark night, creating heat from all
glowing! Oh, do you drink milk and delight of the breasts
Sveta!
Oh, the ice around me, my hand is burned on the ice! Oh, thirst
in me that yearns for your thirst!
Night: ah, why do I have to be light! Darkness and thirst! AND
loneliness!
Night: Now breaks, like a spring, my desire - the desire
speak.
Night: Now speak louder beating all the keys. And my soul
also beating the key.
Night: Now all the songs of lovers awaken. And my soul
I love song, too. -
Thus sang Zarathustra. Смотрите также: | |
