• А
  • Б
  • В
  • Г
  • Д
  • Е
  • Ж
  • З
  • И
  • К
  • Л
  • М
  • Н
  • О
  • П
  • Р
  • С
  • Т
  • У
  • Ф
  • Х
  • Ц
  • Ч
  • Ш
  • Э
  • Ю
  • Я
  • A
  • B
  • C
  • D
  • E
  • F
  • G
  • H
  • I
  • J
  • K
  • L
  • M
  • N
  • O
  • P
  • Q
  • R
  • S
  • T
  • U
  • V
  • W
  • X
  • Y
  • Z
  • #
  • Текст песни гср - Танго под танками

    Исполнитель: гср
    Название песни: Танго под танками
    Дата добавления: 07.10.2016 | 06:13:03
    Просмотров: 6
    0 чел. считают текст песни верным
    0 чел. считают текст песни неверным
    На этой странице находится текст песни гср - Танго под танками, а также перевод песни и видео или клип.
    Бутлегер из двадцать седьмой квартиры,
    пустая ветровка на вешалке. Сыро. Ткут
    в лимбе холсты. Сегодня, Исус, не котируй
    мою альвеольную сыворотку.
    Сегодня, Исус, не рисуй мой лик
    скорбящим, тоскущим и высоким -
    я - мальчик, теряющийся от молитв
    и брошеных черных окон.
    Оконные рамы летят с грохотом,
    и их меняют на белый пластик.
    Харе Рама! Рама - в кофту
    прячется в кродиловой пасти
    вязанной шерсти, после шести
    спадает темп уличного бытия.
    Видно, листва шелестит,
    хотя,
    не видно ни зги.
    Сгинь
    театр
    влачащий спины,
    лучше - вакханалия и бурлеск,
    оспины, шрамы, и грубый стимул
    плетью
    из
    мягких рыбацких леск.
    А - ты, лис,
    веришь, что нам открылись
    нарисованные двери?
    Степной волк,
    заилились
    реки
    прерий.
    И - танго под танками,
    и - ересь крамольная,
    и сердца чарующий декаданс;
    я вызвонивший тебя пранкер
    с колокольни
    пустых чердаков,
    заколоченных касс.
    Билеты кончились.
    В зале - тесно.
    Взлетел перекупщика-грача
    ценник.
    Есть только два
    ужасающих
    места
    в спектакле -
    на самой сцене.
    И там, где
    меланхоличная дрянь
    высовывает грудь
    в глазок -
    вырви из меня
    и скорми ветрам
    кричащий на мир кусок.
    Читай меня
    словно себя, стремглав,
    вскакивая в тамбур века, -
    а я, твоими губами солгав,
    буду стихов калекой.
    Моя дорогая, милая,
    познакомься,
    вот - алкоголик,
    наркоман
    Исус,
    он что-то невыносимое колет
    себе в вены
    входя во вкус.
    И он танцует
    на мокрых перилах,
    кричит "Пацифизм - устарел. Сожги!" -
    Он сегодня очаровательный
    и бескрылый
    веры моей
    жид.
    Лежит месяц,
    как будто его повалило
    и отлюбило
    да ненавистило,
    не навестив, -
    это - любовь моя - опустилась
    до масти,
    до горечи,
    до горсти.
    Но если
    бездомной и рыжей
    подачку кинуть, -
    она усядется вылавливать твоих блох -
    проженная любовь, вся выженная,
    какую сумел, сберег.
    И мимо этих
    чудес завалящих,
    иди -
    по стрельбе каблуков
    и кофт, -
    однажды, когда я сыграю в ящик,
    сыграю - в ящик своих стихов.
    Ямщик мой,
    индеец,
    тебе читаю,
    малюй губы,
    Малюта и бес, -
    я чту твое имя
    на М.,
    отчаянно
    не могу
    его без.
    Безвыходность - ложь.
    Ложка не существует.
    Ложится снег ровно
    на ворох ресниц.
    Интересно,
    какую в тебя - большую? -
    или маленькую
    всадит вирусом кровопийц.
    И в летаргической
    спелой симфонии
    всех обвалов
    и котировок,
    будешь волочить
    фон чувство на фоне
    языков
    и
    рук,
    саксофонов и монтировок.
    И словно натиск
    и штурм
    стихи
    прими в руки
    как самозащиту, -
    трави их,
    поэзия - это стрихнин
    на человеческое рассчитанный.

    Вот вечер.
    И бромно,
    и купоросно.
    И выльется
    все в очередной запой, -
    ты просто
    смотри
    на картавые звезды
    слепой
    и чужой зимой.

    И плавится воском
    солдатик из сказки,
    и спички заканчиваются в коробке.
    Жизнь художника - это мазки и маски
    сплавляющиеся по руке.

    А у поэта жизнь - оторви и выбрось,
    а у поэта семь пятниц, и ни одного воскресения. -
    Читай мой радиоактивный выброс
    как драп, как драму и кризис у невростеника.

    Видишь, моя кардиограмма,
    полна аритмии и артишока, -
    Камо грядеши? На дне стакана
    ты и твое
    внутреннее,
    из кишок.
    Чуть тише
    и я становлюсь - шепот,
    я мягче ворса
    и ближе метели, -
    послесловие - поцелуй
    с привкусом кофешопа
    и белой
    выстиранной постели.
    Но выгнут позвоночник
    и скручен в жгут,
    и не дает ни шагу конвой ламп, -
    закутайся
    в эту
    одну из шкур
    толченого вы пыль стекла.
    Как стекловата
    и сеновал,
    не приживай к соскам -
    вытекшие из руки слова,
    мой стихотворный скат.
    И больше кружев
    и трикотажа,
    и свитер ярче, весна в пути.
    Даже если
    немного страшно
    сдавать
    свои губы
    в утиль.

    (с) гср
    Bootlegger of the twenty-seventh apartments,
    empty windbreaker on a hanger. It's damp. weave
    in the limb webs. Today, Jesus is not listed
    My alveolnuyu serum.
    Today, Jesus is not my face Draw
    grieving, toskuschim and high -
    I - boy loses prayers
    and abandoned the black windows.
    Window frames are flying with a bang,
    and changed to white plastic.
    Hare Rama! Rama - in jacket
    hiding in the mouth krodilovoy
    knitted wool, after six
    It decreases the rate of street life.
    One can see the foliage rustles,
    although,
    not seen any DIG.
    Sgin
    theater
    vlachaschih back
    better - orgy and burlesque,
    pockmarks, scars, and rough stimulus
    whip
    of
    soft fishing Lesko.
    And - you, the fox,
    I believe that we have opened
    painted the doors?
    Steppenwolf,
    silted
    river
    Prairie.
    And - the tango under the tanks,
    and - seditious heresy,
    and heart seductive decadence;
    I vyzvonit you pranker
    from the bell tower
    empty attics,
    boarded-up funds.
    Tickets run out.
    In the hall - crowded.
    Take off reseller-rook
    the price tag.
    There are only two
    the horrific
    seats
    in the play -
    on the stage.
    And where
    melancholic stuff
    pokes his chest
    in the eye -
    pluck out of me
    and fed winds
    flashy piece of the world.
    Read me
    like myself, headlong,
    jumping into the vestibule of the century -
    and I, your lips lied,
    poems will cripple.
    My dear, my dear,
    met,
    Here - an alcoholic,
    addict
    Jesus,
    it is something unbearable stabs
    his veins
    Beginning to talk.
    And he dances
    wet railing,
    shouts "Pacifism - Burn outdated.!" -
    It is a charming today
    and wingless
    my faith
    Jew.
    Lies month
    as if it had tumbled down
    and otlyubilo
    yes hatred,
    not bring -
    This - my love - sank
    to suit
    to bitterness
    to a handful.
    But if
    homeless and red
    sop to throw -
    she sits down to catch your fleas -
    prozhennaya love, all vyzhennaya,
    which managed, he saved.
    And by these
    Wonderland was overlooked,
    go -
    Shooting heels
    and blouses -
    Once, when I kick the bucket,
    I will play - in the drawer of his poems.
    Coachman my
    Indian,
    you read,
    malyuem lips
    Malyuta and demon -
    I honor your name
    M.,
    desperately
    I can not
    without it.
    The hopelessness - a lie.
    Spoon exists.
    Snow falls exactly
    on a pile of eyelashes.
    Interesting,
    in which you - a big? -
    or small
    It puts a virus bloodsuckers.
    And lethargic
    ripe symphony
    all collapses
    and quotations,
    will drag
    background feeling on background
    languages
    and
    arms
    saxophones and mounts.
    And if onslaught
    and assault
    poems
    Take in hands
    as a self-defense -
    grass them,
    Poetry - is strychnine
    on human calculated.

    That evening.
    And bromine,
    and vitriol.
    And pour out
    all in the next bout -
    you just
    look
    burr on a star
    blind
    and a strange winter.

    And melted wax
    Soldier from a fairy tale,
    and the match ends in a box.
    The artist's life - it strokes and masks
    raft on hand.

    And the poet's life - tear off and throw it away,
    and the poet seven Fridays, and no resurrection. -
    Read my radioactive release
    how to drape like drama and crisis in nevrostenika.

    You see, my cardiogram,
    full arrhythmia and artichoke -
    Quo Vadis? At the bottom of the glass
    you and your
    interior,
    from the intestines.
    A little quieter
    and I get - whispering
    I softer pile
    and near blizzard -
    Afterword - Kiss
    with flavor coffeeshop
    and white
    laundered bed.
    But the curved spine
    and rolled into a bundle,
    and does not give a single step convoy lamps -
    wrap up
    In this
    one of the skins
    you crushed glass dust.
    As wool
    and barn,
    do not get accustomed to the nipples -
    leaked from the hand of the word,
    my poetic slope.
    And most of lace
    and knitwear,
    sweater and brighter, spring on the way.
    Even
    a bit scary
    hand over
    his lips
    the scrap.

    (C) rav

    Смотрите также:

    Все тексты гср >>>

    Опрос: Верный ли текст песни?
    ДаНет