Во поле большом, Спит казак донской. Крест нательный на груди, Освещем луной. Рядом его конь, Ой да вороной. Спит обняв его казак, Бледною рукой. Сниться ему дом, Да станичный люд. А над Доном,над рекой Песни в даль плывут. Белоснежнай стол, Скатертью накрыт. Во глове стола лихой, Атаман сидит. Свой нахмурив взгляд, Пьет он горькую. В верх поднял за казака, Шаблю звонкую. Пела ему мать- Ой люли-люли! Когда в поле, Где он пал, Были журавли.
In a large field, The Don Cossack sleeps. Pectoral cross on the chest, Illuminate with the moon. Near his horse, oh yes black. The Cossack sleeps embracing him, With a pale hand. He dreams of a house, Yes, stanitsa people. And over the Don, over the river, Songs float in the distance. Snow-white table, covered with a tablecloth. At the head of the table dashing, Ataman sits. His frowning look, He drinks bitter. Raised up to the top for the Cossack, Shabla sonorous. His mother sang - Oh lyuli-lyuli! When in the field, Where he fell, There were cranes.
