Наплывала тень... Догорал камин,
Руки на груди, он стоял один,
Неподвижный взор устремляя вдаль,
Горько говоря про свою печаль:
"Я пробрался в глубь неизвестных стран,
Восемьдесят дней шел мой караван;
Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,
И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.
Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.
Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.
Древний я отрыл храм из-под песка,
Именем моим названа река.
И в стране озер пять больших племен
Слушались меня, чтили мой закон.
Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;
Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь, в четырех стенах;
Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны..."
И, тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.
Николай Гумилев
Sag shadow ... the dying fire,
Hands on his chest, he stood alone,
The fixed gaze into the distance,
Bitter words about his sadness:
"I made my way into the depths of the unknown countries,
Eighty days was my caravan;
Chains formidable mountains, forest, and sometimes
Strange away someone's city,
And not just one night in the silence
The camp shot through a strange howling.
We cut down the forest, we dug trenches,
In the evening we came to the lions.
But the cowardly souls there was between us,
We shot at them, aiming between the eyes.
Ancient temple I dug out of the sand,
My name is called the river.
And the country's five large lakes tribes
Listen to me, my revered law.
But now I am weak, as in the dream of power,
And sick soul, painfully ill;
I learned, learned what fear,
Buried here within the four walls;
Even guns shine even lapping of the waves
This circuit break now not free ... "
And, melting in the eyes of evil triumph,
The woman in the corner listening to him.
Nikolai Gumilyov
