Тревожный обломок старинных потёмок,
Дитя позабытых народом царей,
С мерцанием взора на зыби Босфора
Следит беззаботный полёт кораблей.
Прекрасны и грубы влекущие губы
И странно-красивый изогнутый нос,
Но взоры унылы, как холод могилы,
И страшен разбросанный сумрак волос.
У ног её рыцарь надменный, как птица,
Как серый орёл пиренейских снегов.
Он отдал сраженья за стон наслажденья,
За женский, доступный для многих альков.
Напрасно гремели о нём менестрели,
Его отличали в боях короли —
Он смотрит, безмолвный, как знойные волны,
Дрожа, увлекают его корабли.
И долго он будет ласкать эти груди
И взором ловить ускользающий взор,
А утром, спокойный, красивый и стройный,
Он голову склонит под меткий топор.
И снова в апреле заплачут свирели,
Среди облаков закричат журавли,
И в сад кипарисов от западных мысов
За сладким позором придут корабли.
И снова царица замрёт, как блудница,
Дразнящее тело своё обнажив.
Лишь будет печальней, дрожа в своей спальне:
В душе её мёртвый останется жив.
Так сердце Комнены не знает измены,
Но знает безумную жажду игры
И тёмные муки томительной скуки,
Сковавшей забытые смертью миры.
