Я вышел на свет из дворовой лужи.
Я верил, что все, что поем, настанет.
Я честно со всеми стучал по груше
и честно со всеми мешал в стакане.
Я видел обоих вождей в гробу,
шатался и мусором грел карманы
и понял, что мы будем жить в саду,
увидев в ушах у себя бананы.
Мне время велело: вперед! Вперед!
Я Родину видел всегда с лопатой,
что мне открывала с плакатов рот,
где зубы темнели, крошась от мата!
Великая фирма -- Родной Совок!
Я тоже вязал здесь железный веник,
где русские музы, отмотавши срок,
лабают теперь на совковой фене
о том, как мы сотворили грех
и сами дитятю отдали волку,
но лежа под тем, кто живее всех,
не можем найти на него иголку.
Но верим: ударит великий гром,
и новый Егорий, гремя устами,
пронзит супостата своим копьем,
поднявши его над собой, как знамя.
Из раны рекой потечет смола.
а мы-то хотели, чтоб вина сладки.
Но только героев родит земля,
где хором терзают у правды матку.
Так ждет и не видит большой народ,
какая нам путь озарит идея,
чтоб сразу за нею рвануть вперед
коронным ходом "е-два -- е-девять".
И рельсы согнутся, поляжет лес,
когда сапоги набивая ваксой,
по шпалам эпохи помчит прогресс,
сметая живых бородою Маркса.
Я тоже не ведал, во что упрусь,
пока не свернулся башкой барана,
что нашим умом не осилить Русь,
а только аршином в штанах тирана.
Никто не сумел: ни варяг, ни грек.
Так выйди, Спаситель, и встань над Русью!
Но ангел господний который век
не может у нас отыскать Марусю.
Да кто тут услышит благую весть,
где дочери Хама седлают ступы,
и, видя, как мало успели съесть,
растят меж ног золотые зубы?
И дуньки, копыта макая в крем,
в крутое трико затянувши сдобу,
надвинув на фейс самоварный шлем,
заставят накрыть простыней Европу.
И глядя, как землю накрыл салют,
а шведы не знают, кому сдаются,
поверим, что мертвые всех спасут,
раз стали от них возвращаться блюдца.
Я тоже вертел под собою стол,
слова добывая из царства мертвых,
пытался во рту оживить глагол
и нес, что осталось, на трех аккордах.
Куда я на стуле въезжал верхом,
и хвост разорив у совы Паллады,
все ночи махал над собой пером,
но утром ни разу не встал крылатым.
И в стены глухие кричал: "Сезам!",
и думал, что рухнут они, как в сказке.
Теперь открываю великий срам,
до самого срама раздвинув связки!
Но ежели век говорит: "Капец!" --
кирзовые латы кладя на плечи,
сожми, что осталось, в груди, певец,
и учи зверей человечьей речи!
И если случится -- поймут урок,
и свет засияет, и гром не грянет,
отпилим со лба и наполним рог
и гусли построим, что пел Бояне.
Так счастливы наши пойдут века.
И только однажды средь шума бала
услышим, как в уши течет река,
и поднимем с остатком песка бокалы.
Вот райская дверца промолвит: "Please!"
Войдем и обнимем младую Еву.
И семя познанья прольется вниз,
опять растекаясь, как мысь по древу. I went out into the light of the yard pools.
I believe that everything that we sing, come.
I honestly with all pounded on pear
and honestly with all interfered in the glass.
I saw both leaders in the coffin,
He tottered and trash warming pockets
and I realized that we live in the garden,
seeing in his ears at the bananas.
Time telling me: go ahead! Forward!
I always saw the homeland with a shovel,
I opened my mouth with posters,
where teeth are darkened, crumbles on the mat!
Great company - First Scoop!
I also knit here an iron broom,
where Russian muse, rewind time,
Now Laban scoop on the hair dryer
how we have done sin
and gave themselves a child of a wolf,
but lying under those alive all,
we can not find it on the needle.
But we believe: hit a great thunder,
and new Egorov, thundering mouth,
pierce the foe with his spear,
lift it above itself like a banner.
River flows from the wound resin.
And we want the sweet wine.
But only give birth to heroes land
where the choir was plagued from the truth uterus.
So wait and see great people,
which will illuminate our path idea
to fight for her to jerk forward
corona progress "is, two - e-nine."
And the rails bend polyazhet forest
when filling blacking boots,
along the tracks rush era of progress,
sweeping the living Marx beard.
I also did not know, what uprus,
is not curled head against the ram,
that our mind does not overpower Russia,
but only yardstick pants tyrant.
No one was able, neither the Vikings nor Greek.
So go out, the Savior, and stand over Russia!
But the angel of the LORD that age
can not we find Marusya.
But who is there to hear the good news,
where the daughter of Ham saddle stupa,
and seeing how little time to eat,
grown between the legs gold teeth?
And Dunka, hooves dipping into cream,
in cool tights protracted baking,
samovar pulled down over face helmet,
make cover sheets Europe.
And watching the ground covered salute,
but the Swedes did not know whom to give up,
believe that the dead are all rescued,
again began to return them to the saucer.
I also turned the table beneath him,
extracting words from the realm of the dead,
I am trying to revive the verb in his mouth
and carried what was left, three chords.
Where I rode astride a chair,
and tail ruined owl Pallas,
all night waved over a pen,
but in the morning I never got winged.
And the walls muffled shouting, "Sesame!"
and thought they would collapse like a fairy tale.
Now I open a great shame,
to the shame apart bundles!
But if the century says: "Kapets!" -
Tarpaulin putting armor on the shoulders,
squeeze that left chest, the singer,
and teach the animals a Human speech!
And if it happens - will understand the lesson,
and the light will shine, and the thunder clap,
We took a sip from his forehead and filled with horn
and build a harp that sang Bojana.
So happy to go our century.
And only once amid the noise of the ball
hear, in the ears of the river flows,
and raise their glasses to the remainder of sand.
Here paradise door murmured: "Please!"
Sign in to embrace Mladen Eve.
And the seed of lore spilled down
again spreading like mys on the tree. Смотрите также: | |
