А было – растирали распятье по ладоням
И ведали обличье Слова,
А после пили вёдра в молитвенном поклоне,
Провидя долговечность зова.
А было – вышивали крест-накрест по изнанке
И небу подносили крохи,
А после помирали от святости по пьянке,
И дохли на подковах блохи.
А было – затыкали портками амбразуру
И мерились прорехой века,
А после заливали в утробу политуру,
За здравие скребли с сусека.
А было – начинали большие начинанья
И маялись, не зная срока.
А после поджигали пожитки ожиданий,
Не видя на себя намёка.
Иду на кладбище пешком,
Ботва хрустит под сапогом.
Размазанный на времена,
Бросаю в прорубь имена…
Старость глядит с экрана,
Небо течёт из крана,
Дети играют в пьяных,
Дети играют в пьяных…
А где-то за оградой – всё там, куда, не надо,
О светлом чуде ухал филин…
Сносились на леченье текущему Пилату,
Что жертвенником обессилен.
А после продавали расплату за сомненья,
Мычали Вавилону славу,
И под Луной шуршали потливые сношенья,
И пахли перегноем травы.
Гудели над цехами фабричные набаты –
Шалавам отливали формы.
И новый мир жевал привычные форматы
Общественного комбикорма.
И я готов был петь о том, как ранним утром
Теплеет в сердце неба пламя…
Но вместо снега выпала сахарная пудра,
И снова в горле встало знамя…
Иду на кладбище пешком,
Ботва хрустит под сапогом.
Размазанный на времена,
Бросаю в прорубь имена…
Старость глядит с экрана,
Небо течёт из крана,
Дети играют в пьяных,
Дети играют в пьяных…
13.01.05