Стены вымокли от пота, сорок дней зимы + 10.
Вновь похмелье да икота; литров выжранных не взвесить.
Попритихли мрачным бредом календарные куранты,
И совсем не держат небо посиневшие атланты.
А ноябрь да декабрь мужеложат на бесснежье.
Пастернаки поиздохли; пусто логово медвежье.
Издрочилися поэты в подоконниковых позах,
И не теплятся минеты в пергидрольных “белых розах”.
Просто сорок дней без солнца,
И сорвало на хер крышу.
Алконавты-многожёнцы
Без зазренья клеют лыжи.
В декадентской, липкой жиже
Разложенье всё бесстыжей.
Купоросят в зелень бронзу
Эти сорок дней без солнца.
Лужи вылизаны небом, придавившем, но не взявшем,
И тургеневские девы пухнут похотью уставшей –
Изорвали все подолы в ожидании объятий,
И скатились до прикола целомудренных апатий.
Покрошив стихи на буквы, мозг всё жиже, суть - всё мягче.
Ягод нет кислее клюквы, и не тонет в речке мячик.
И не плачет чья-то Таня, лишь стаканы всё полнее.
Приросли к асфальту сани; слёзы стали солонее.
Просто сорок дней без солнца,
И сорвало на хер крышу.
Алконавты-многожёнцы
Без зазренья клеют лыжи.
В декадентской, липкой жиже
Разложенье всё бесстыжей.
Купоросят в зелень бронзу
Эти сорок дней без солнца.
Проступает жир смиренья, козлоногий и безмозгий.
И шарфы не до коленей, и размётаны причёски.
И опять не разобраться, где афиши, где иконы.
Продолжаю обнуляться, растекаясь по бетону…
The walls were soaked with sweat, forty days of winter + 10.
Hangover and hiccups again; Do not weigh the liters of vyzhranny.
The calendar chimes have calmed down with gloomy delirium,
And the blue Atlanteans do not hold the sky at all.
And November and December are sodden on snowlessness.
The parsnips are dead; empty bear's den.
The poets have been cranky in window-sill positions,
And blowjobs in perhydrol "white roses" do not glimmer.
Just forty days without sun
And blew the roof off.
Alconauts-polygamists
Skis are glued without a twinge.
In a decadent, sticky slurry
Decomposition is all shameless.
Sulphate bronze into greens
These forty days without the sun.
The puddles are licked by the sky, which crushed, but did not take,
And Turgenev's maidens swell with tired lust -
Tore all the skirts in anticipation of a hug
And they slipped to the joke of chaste apathy.
Having crumbled verses into letters, the brain is getting thinner, the essence - everything is softer.
There are no berries more sour than cranberries, and the ball does not sink in the river.
And someone's Tanya is not crying, only the glasses are getting fuller.
Sleds have grown to the asphalt; the tears became saltier.
Just forty days without sun
And blew the roof off.
Alconauts-polygamists
Skis are glued without a twinge.
In a decadent, sticky slurry
Decomposition is all shameless.
Sulphate bronze into greens
These forty days without the sun.
The fat of humility, goat-footed and brainless comes.
And scarves are not up to the knees, and hairstyles are disheveled.
And again, you can't figure out where the posters are, where are the icons.
I continue to zero out, spreading over the concrete ...
