Act One, Scene ii:
Claire: The head that will become a skull is already empty. That is the sight of the mind so crowded to forget us.
Michel: Has she not sent for the prophet; been wisened by the cleric drink'd from the oracle's cup?
Claire: More truly than you know, she has.
It's that corruption;
her knowledge of it, and mine, that put it so unrestrained.
What you see is a black painting of our creator;
twisted, and twisted again.
The flesh of her mind,
it heats and rots;
it twists and rots.
Michel: The blood on the door, then, is hers?
And what of ours, which we share alike?
Is ours spilled,
or is what spilled a portent for me, to be me?
Kill thy physician
and thy fee bestow
upon the foul disease;
the emetic sigh;
this deafening image...
Act Two, Scene iv:
Rosario: Saturn,
hands colder than time,
sinks his teeth into the flesh of his children.
A black painting of malevolence and conflict.
Cronos,
hands older than ice,
a mouth hot with the blood of his own -
cast the flesh off,
like the scraps of a feast
Act Three, Scene iv:
Claire: "Orestes, here art thee?"
Michel: I'm in hell, I'm there still.
Will Apollo please, reach his hand to me?
Our hearts would swell,
would rupture;
should kill.
Rosario: Those I shall bear
will live forever in the shadow of my death;
on this side of the door.
Those I shall bear;
the sweet skin on their bones,
the stain on my teeth.
I am hungry, I grow hungry.
Claire: I came to you for the sore wealth of closure and we leave in that same debt betwixt.
We stand;
the missing hope of Holofernes,
on this side of the door.
And I can hear:
"I am hungry, I grow hungry"
Michel: I struggle to breath,
a half-submerged dog,
a canceled-fate,
a nothing-left.
This is the price of my throat;
I scream to the sun as a lion. Акт первый, сцена II:
Клэр: Голова, которая станет череп уже пуст. То есть вид ума настолько переполненной, чтобы забыть нас.
Мишель: Она не послал за пророка; был wisened на священнослужителя drink'd из чашки оракула?
Клэр: Вернее, чем вы знаете, у нее есть.
Это что коррупция;
ее знания о нем, и мое, что поставил его так безудержно.
То, что вы видите черную картину нашего создателя;
скручены и скрученные снова.
Плоть от ее ума,
она нагревается и гнили;
она крутит и гнили.
Мишель: Кровь на двери, потом, есть у нее?
А что из наших, которые мы разделяем, так?
Является ли наша вытечет,
или то, что пролил предзнаменование для меня, чтобы быть мне?
Убей врача твоего
и плата за твое одарить
на нечестной болезни;
рвотное вздоха;
это оглушительный изображение ...
Действие второе, сцена IV:
Росарио: Сатурн,
руки холоднее, чем время,
вонзает зубы в плоть своих детей.
Черная окраска недоброжелательности и конфликтов.
Кронос,
руки старше, чем лед,
рот горячей кровью его собственной -
отбрасывать плоть прочь,
как лоскуты праздник
Действие третье, сцена IV:
Клэр: "Орест, здесь искусство тебя?"
Мишель: Я в аду, я там до сих пор.
Будет ли Аполлон, пожалуйста, достичь мне руку?
Наши сердца будут набухать,
будет разрыв;
должен убить.
Росарио: Те, кого я должен нести
будет жить вечно в тени моей смерти;
на этой стороне двери.
Те, кого я должен нести;
сладкая кожа на их костях,
пятно на моих зубах.
Я голоден, я становлюсь голодным.
Клер: Я пришел к вам за больное богатство закрытия и мы оставляем в той же задолженности Betwixt.
Мы встали;
недостающее надежда Олоферна,
на этой стороне двери.
И я могу услышать:
"Я голоден, я становлюсь голодным"
Мишель: Я изо всех сил, чтобы дышать,
наполовину погружена собака,
отмененный-судьба,
не ничтожество налево.
Это цена моего горла;
Я кричу на солнце, как лев. Смотрите также: | |
