Я вижу огоньки грядущей эры мира:
Там техника давно уже в душе,
И губ отрадных темная порфира
Уже не слова чувственного требушет.
Не видя в людях милых лиц,
Там кто-то брызжа свою лепту вставил.
Лучше б слюну паршивую оставил
Для уголков сухих страниц,
Которых нет. Исчезли с шалью, но
Остался там растущий в людях гнёт.
И из воды не делают вино,
Зато прекрасно обращают сердце в лёд.
Я вижу. Есть красивые сердца.
Вот девушка, не впавшая в забвение.
Она всё ждет. Ждёт гостя, страсти, рвения.
Ждет искренне и только до конца.
Звонок молчит, как пульс покойника;
Взор томно режет на кусочки даль;
Ладони впитывают холод подоконника,
Встречающего бешеный февраль.
Её глаза... Аж душу сводят.
И будоражат сердце, что есть мочи.
Но эти жаждущие встречи очи
Нужны теперь только природе,
И это грустно. Тускло. Пусто.
Как хмарь на сером берегу.
И только тонкий огонёк искусства,
Может, поддержит на бегу
В свете, где нет улыбок сутками;
Где барышень не встретишь у печей;
Где у нетрезвых пламенных речей
Пропала корреляция с поступками.
— Вы же просили, парень. Ваша.
— Благодарю, спасли ведь, честно.
Мне стало так чертовски страшно,
Что я не мог двинуться с места.
И, томно, толком сути не поняв —
Мимо своей с хладом по коже.
PS. Автобус переваривал прохожих,
Выплевывая в мутный ритм дня.
