Петербург. Начало века.
Ветер.
Снег.
Фонарь.
Аптека.
За окном товарищ Блок.
Он сидит и пишет в блог.
– В мире нечему меняться –
Ни начала, ни конца.
Предо мной идут двенадцать –
За плечами ружьеца.
Лысоваты, безбороды,
Жир на брюхе, оцени!
Это путинские годы –
Были тучными они.
Хороши, скажу без лести,
В длинных кожаных пальто.
Хоть идут они на месте,
Но стабильность же зато!
Вот так Вовка – он речист,
Вот так Вовка – он чекист!
Рашку-дуру охмуряет,
Заговаривает!
Рашка думает – потеха!
Запад думает – да ну…
Трах-тах-тах! И только «Эхо»
Будит изредка страну.
Вот идут они, двенадцать,
Гордо выпятивши грудь.
Чтоб без дела не слоняться,
Каждый отнял что-нибудь.
Первый отнял НТВ –
Легче стало голове!
После был шестой канал,
Но и он не проканал.
Третий год – парнишка тертый:
Был «Норд-Ост», а стал отстой.
Отнял выборы четвертый
И политику – шестой.
Стало резко не до смеха.
Все заткнулись, как на грех.
Трах-тах-тах! И только «Эхо».
«Эхо» плакало за всех.
Ночь.
Пурга.
Фонарь.
Аптека.
У восьмого, мать честна,
В Штатах сдохла ипотека
И стабильность унесла.
На девятый и десятый,
Ставши временным главой,
Править стал какой-то мятый,
Неактивный, неживой.
Без особого успеха
В либерала он играл…
Бла-бла-бла! И только эхо
Повторяло: «Либерал».
И опять идут двенадцать.
Главный враг разоблачен:
Стало «Эхо» обвиняться
В чем попало и ни в чем.
И двенадцатая веха
Оказалась круче всех:
Трах-тах-тах! Прижали «Эхо».
Трах-тах-тах – и только эх.
Так идут державным шагом
В черной коже и шерсти
И, боюсь, считают благом
Пару раз еще прийти.
Мы на радость всем буржуям
Шефа в попу расцелуем,
Зацелуем до крови –
Господи, благослови!
Кто там ходит за бураном
В белом венчике из роз,
В сапогах, в бушлате рваном?
Это точно не Христос. Petersburg The beginning of the century.
Wind.
Snow.
Lamp.
Pharmacy.
Outside the window is Comrade Block.
He is sitting and writing a blog.
- There is nothing to change in the world -
Neither beginning nor end.
Before me go twelve -
Behind the gun.
Bald, beardless,
Fat on the belly, rate it!
These are Putin’s years -
They were fat.
Good, I’ll say without flattery,
In long leather coats.
Though they go on the spot,
But stability, however!
That's Vovka - he’s a cleaner,
That's Vovka - he is a Chekist!
Rasku the fool is scowling
Talking!
Raska thinks - fun!
The West thinks - oh well ...
Fuck tah tah! And only "Echo"
Wakes up the country occasionally.
Here they come, twelve,
Puffing out your chest proudly.
So as not to mess around,
Everyone took away something.
The first took NTV -
It became easier to head!
After was the sixth channel,
But he didn’t.
Third year - the boy is grated:
There was a Nord-Ost, but it sucks.
Fourth election took away
And politics is the sixth.
It became sharply no laughing matter.
Everyone shut up as if they were sin.
Fuck tah tah! And only "Echo".
"Echo" cried for everyone.
Night.
Blizzard.
Lamp.
Pharmacy.
At the eighth, the mother is honest,
In the United States, a mortgage died
And the stability blew.
On the ninth and tenth,
Becoming a temporary head
Some kind of crumpled rule
Inactive, inanimate.
Without much success
He played a liberal ...
Blah blah blah! And only an echo
Repeated: "Liberal."
And again twelve go.
The main enemy exposed:
Echo Becomes Accused
What horrible and nothing.
And the twelfth milestone
It turned out the coolest of all:
Fuck tah tah! They pressed the Echo.
Trah-tah-tah - and only eh.
So go soberly
In black leather and wool
And I'm afraid they consider it a blessing
Come a couple more times.
We are the joy of all the bourgeoisie
Chef in the ass kiss,
Kiss to the blood -
God bless
Who goes there for the snowstorm
In a white rim of roses
In boots, in a pea jacket torn?
This is definitely not Christ. Смотрите также: | |
