The wind was a torrent of darkness among the gusty trees
The moon was a ghostly galleon tossed upon the cloudy seas
The road was a ribbon of moonlight over the purple moor
And the highwayman came riding, riding, riding,
The highwayman came riding, up to the old inn-door.
He'd a French cocked hat on his forehead, a bunch of lace at his chin,
A coat of claret velvet, and breeches of brown doe-skin;
They fitted with never a wrinkle; his boots were up to the thigh!
And he rode with a jewelled twinkle,
His pistol butts a-twinkle,
His rapier hilt a-twinkle, under the jewelled sky.
Over the cobbles he clattered and clashed in the dark innyard,
And he tapped with his whip on the shutters, but all was locked and barred;
He whistled a tune to the window, and who should be waiting there
But the landlord's black-eyed daughter,
Bess the landlord's daughter,
Plaiting a dark red love-knot into her long black hair.
"One kiss, my bonny sweetheart, I'm after a prize tonight,
But I shall be back with the yellow gold before the morning light;
Yet if they press me sharply, and harry me through the day,
Then look for me by the moonlight, watch for me by the moonlight,
I'll come to thee by the moonlight, though hell shall bar the way.
He rose upright in the stirrups; he scarce could reach her hand
But she loosened her hair in the casement! His face burnt like a brand
As the black cascade of the perfume came tumbling over his breast;
And he kissed its waves in the moonlight,
(Oh, sweet waves in the moonlight!)
He tugged at his rein in the moonlight, and galloped away to the west.
He did not come at the dawning; he did not come at noon,
And out of the tawny sunset, before the rise o' the moon,
When the road was a gypsy's ribbon, looping the purple moor,
A red-coat troop came marching, marching, marching
King George's men came marching, up to the old inn-door.
They said no word to the landlord, they drank his ale instead,
But they gagged his daughter and bound her to the foot of her narrow bed;
Two of them knelt at the casement, with muskets at their side!
there was death at every window, hell at one dark window;
For Bess could see, through the casement,
The road that he would ride.
They had tied her up to attention, with many a sniggering jest;
They had bound a musket beside her, with the barrel beneath her breast!
"now keep good watch!" And they kissed her.
She heard the dead man say
"Look for me by the moonlight, watch for me by the moonlight
I'll come to thee by the moonlight, though hell shall bar the way!"
She twisted her hands behind her, but all the knots held good!
She writhed her hands till her fingers were wet with sweat or blood!
They stretched and strained in the darkness and the hours crawled by like years!
Till, now, on the stroke of midnight, cold, on the stroke of midnight,
The tip of one finger touched it! The trigger at least was hers!
Tlot-tlot! Had they heard it? The horses hoofs ring clear
Tlot-tlot, in the distance! Were they deaf that they did not hear?
Down the ribbon of moonlight, over the brow of the hill,
The highwayman came riding, riding, riding!
The red-coats looked to their priming!
She stood up straight and still!
Tlot in the frosty silence! Tlot, in the echoing night!
Nearer he came and nearer! Her face was like a light!
Her eyes grew wide for a moment! She drew one last deep breath,
Then her finger moved in the moonlight, her musket shattered the moonlight,
Shattered her breast in the moonlight and warned him with her death.
He turned; he spurred to the west; he did not know she stood
bowed, with her head o'er the musket, drenched with her own red blood!
Not till the dawn he heard it; his face grew grey to hear
How Bess, the l Ветер был потоком тьмы среди порывистых деревьев
Луна была призрачным галеоном, брошенным в облачное море
Дорога была лентой лунного света над фиолетовым болотом
И разбойник приехал верхом, верхом, верхом,
Разбойник подъехал к двери старой гостиницы.
На лбу у него была французская треуголка, на подбородке - пучок кружева,
Пальто из бордового бархата и бриджи из коричневой оленьей кожи;
На них не было ни единой морщинки; его сапоги были до бедра!
И он ехал с мерцанием драгоценных камней,
Его пистолет мерцает,
Рукоять его рапиры мерцает под украшенным драгоценностями небом.
По булыжникам он грохотал и звенел в темном дворе,
И он стучал плетью по ставням, но все было заперто и заперто;
Он насвистывал мелодию в окно, а кто там должен ждать
Но черноглазая дочка помещика,
Бесс хозяйская дочь,
Заплела темно-красный узел на свои длинные черные волосы.
"Один поцелуй, моя прекрасная возлюбленная, сегодня вечером мне нужен приз,
Но я вернусь с желтым золотом до утреннего света;
Но если они резко давят на меня и изводят весь день,
Тогда ищи меня при лунном свете, наблюдай за мной при лунном свете,
Я приду к тебе при лунном свете, хотя ад преградит мне путь.
Он выпрямился в стременах; он едва мог дотянуться до ее руки
Но она распустила волосы в оконной раме! Его лицо горело, как бренд
Когда черный каскад духов обрушился на его грудь;
И он целовал его волны в лунном свете,
(О, сладкие волны в лунном свете!)
Он натянул поводья в лунном свете и поскакал на запад.
Он не пришел на рассвете; он не пришел в полдень,
И из желто-коричневого заката перед восходом луны
Когда дорога была ленточкой цыганской, петляющей по лиловой вересковой пустоши,
Отряд в красных мундирах марширует, марширует, марширует
Люди короля Георга маршем подошли к дверям старой гостиницы.
Они не сказали хозяину ни слова, вместо этого пили его эль,
Но они заткнули его дочери рот и привязали ее к изножью ее узкой кровати;
Двое из них преклонили колени у окна с мушкетами на боку!
смерть за каждым окном, ад за одним темным окном;
Ибо Бесс могла видеть сквозь окно
Дорога, по которой он будет ездить.
Они привлекли ее к себе вниманием, смеясь со множеством насмешек;
Они приковали мушкет рядом с ней, с дулом у нее на груди!
"теперь внимательно следи!" И они ее поцеловали.
Она слышала, как мертвец сказал
"Ищи меня при лунном свете, наблюдай за мной при лунном свете
Я приду к тебе при лунном свете, хотя ад преградит мне путь! "
Она закрутила руки за спиной, но все узлы остались в порядке!
Она корчила руки, пока ее пальцы не были влажными от пота или крови!
Они растягивались и напрягались в темноте, и часы текли, как годы!
До сих пор, в полночь, холодно, в полночь,
Его коснулся кончик пальца! По крайней мере, спусковой крючок был ее!
Тлот-тлот! Слышали ли они это? Копыта лошади звенят ясно
Тлот-тлот, вдали! Были ли они глухими, чтобы не слышать?
Вниз по ленте лунного света, по склону холма,
Разбойник ехал, ехал, ехал!
Краснокожие смотрели на свою грунтовку!
Она встала прямо и неподвижно!
Тлот в морозной тишине! Тлот, в гулкой ночи!
Он подходил все ближе и ближе! Ее лицо было как свет!
Ее глаза на мгновение расширились! Она сделала последний глубокий вдох,
Затем ее палец шевельнулся в лунном свете, ее мушкет разбил лунный свет,
Разбила ее грудь в лунном свете и предупредила его своей смертью.
Он повернулся; он устремился на запад; он не знал, что она стояла
поклонилась, склонив голову над мушкетом, залитая собственной красной кровью!
Он услышал это только на рассвете; его лицо посерело, чтобы услышать
Как Бесс, л Смотрите также: | |
