ORSINO:There is no woman’s sides Can bide the beating of so strong a passion As love doth give my heart. No woman’s heart So big, to hold so much. They lack retention. Alas, their love may be called appetite, No motion of the liver, but the palate, That suffer surfeit, cloyment, and revolt; But mine is all as hungry as the sea, And can digest as much. Make no compare Between that love a woman can bear me And that I owe Olivia
VIOLA: Ay, but I know—
ORSINO: What dost thou know?
VIOLA: Too well what love women to men may owe. In faith, they are as true of heart as we. My father had a daughter loved a man As it might be, perhaps, were I a woman, I should your lordship.
ORSINO: And what’s her history?
VIOLA: A blank, my lord. She never told her love, But let concealment, like a worm i’ the bud, Feed on her damask cheek. She pined in thought, And with a green and yellow melancholy She sat like patience on a monument, Smiling at grief. Was not this love indeed? We men may say more, swear more, but indeed Our shows are more than will, for still we prove Much in our vows, but little in our love Orsino: нет, нет сторон женщины, могут надвести избиение так сильной страстной, как любовь дота дает мое сердце. Сердце женщины не так больше, чтобы держать так много. Им не хватает удержания. Увы, их любовь можно назвать аппетитом, без движения печени, а не вкус, которые страдают от шума, охватывания и восстания; Но мой все как голод, как море, и может переваривать как можно больше. Не сравнивайте между этой любовью, которую женщина может нести меня и что я обязан Оливией
Виол: Ай, но я знаю-
Orsino: что ты знаешь?
Виола: Слишком хорошо, что любят женщин для мужчин могут быть обязаны. В вере они так же верно для сердца, как мы. У моего отца была дочь любила человека, так как это может быть, возможно, я женщина, я должен вашу светлость.
Орсино: А какая ее история?
Виола: пустой, мой лорд. Она никогда не говорила своей любви, но пусть сокрыла, как червь, которую я «бутон, питаю ее дамасской щеки». Она подумала в мысли, а с зеленой и желтой меланхолий она сидела как терпение на памятник, улыбаясь горе. Разве эта любовь действительно не была? Мы, люди, можем сказать больше, клянусь больше, но действительно наши шоу больше, чем воля, по-прежнему не доказываем много в наших клятвах, но мало в нашей любви Смотрите также: | |
