Душно и сыро в темном подвале и нет наружу дверей.
И я один среди многих сотен чужих, отупевших людей
И нечем помочь им, и нет для них дали, чтобы в нее смотреть.
Нет жизненной цели и нет смысла, чтобы все это терпеть.
Я не хочу здесь больше жить.
Я не могу петь в пустоту.
Я хотел бы полезным быть.
Жалко, что я ее все же люблю.
Засохший цветок, вечно юная дама, нестареющий Вечный Жид,
А рядом кто-то, вечно в стельку пьяный без умолку говорит,
Как вчера по пьяни вместе с друзьями, они сожгли бомжа.
Афганец с отрубленными ногами ужинает не спеша.
Я не хочу здесь больше жить.
Я не могу петь в пустоту.
Я хотел бы полезным быть.
Жалко, что я ее все же люблю.
Мы нежданные и чужие на своей родной земле.
Мы не думаем об убитых, мы думаем о себе.
Мы все пропили, мы скололись, нас посадили в тюрьму.
Багровое солнце по спирали прячется в темноту.
Я не хочу здесь больше жить.
Я не могу петь в пустоту.
Я хотел бы полезным быть.
Жалко, что я ее все же люблю.
Stuffy and damp in a dark basement and there is no outside door.
And I am one among many hundreds of others, stupefied people
And there is nothing to help them, and not for them have to look into it.
There is no purpose in life, and it makes no sense to suffer all this.
I do not want to live here anymore.
I can not sing in the void.
I would like to be useful.
It is a pity that I still love her.
Dried flower, eternally young woman, ageless Eternal Jew,
And next to someone, always drunk as a lord incessantly says,
Like yesterday for drunk with his friends, they burned the homeless.
An Afghan man with the severed feet supper slowly.
I do not want to live here anymore.
I can not sing in the void.
I would like to be useful.
It is a pity that I still love her.
We are unexpected and strangers in their own land.
We do not think about those killed, we think of ourselves.
We all drank we skololis, we were put in jail.
Purple sun spiral is hidden in darkness.
I do not want to live here anymore.
I can not sing in the void.
I would like to be useful.
It is a pity that I still love her.