Братьям моим. Михаилу и Павлу
Ты кровь их соберешь по капле, мама,
И, зарыдав у Богоматери в ногах,
Расскажешь, как зияла эта яма,
Сынами вырытая в проклятых песках.
Как пулемет на камне ждал угрюмо,
И тот, в бушлате, звонко крикнул: «Что, начнем?»
Как голый мальчик, чтоб уже не думать,
Над ямой стал и горло проколол гвоздем.
Как вырвал пьяный конвоир лопату
Из рук сестры в косынке и сказал: «Ложись»,
Как сын (поёт "брат", хотя песня-обращение к матери...не очень верное изменение) твой старший гладил руки брату,
Как стыла под ногами глинистая слизь.
И плыл рассвет ноябрьский над туманом,
И тополь чуть желтел в невидимом луче,
И старый прапорщик во френче рваном,
С чернильной звездочкой на сломанном плече
Вдруг начал петь — и эти бредовые
Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:
Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие Твое...
1925.
Иван Савин (настоящее имя Иван Иванович Саволаин (Саволайнен). В 1925 году ему было всего 26 лет.
Из единственного прижизненного сборника "Ладонка" (издан в Белграде в 1926)
Цитата из Евангелия от Луки: благоразумный разбойник, распятый по правую руку от Христа просил его: "помяни́ мя, Гóсподи, егдá прiи́деши во цáрствiи си́"
Воевал в Белой армии, в которой воевали и четыре его брата, двое погибли в бою (им было 15 и 14 лет), двое попали в плен и были расстреляны (им и посвящено стихотворение). В ноябре 1920 года, когда Красная армия заняла Крым, Савин попал в плен к красным и чудом избежал расстрела, испытав издевательства, голод и холод (все это он потом описал в автобиографической повести «Плен»). Пройдя через тюрьмы и отделы ЧК Савину удалось эмигрировать в Финляндию, откуда родом был его отец.
Впечатления от жестокости красных отразились и в этом стихотворении, где Иван как бы воссоздаёт сцену расстрела его братьев с другими пленными.
Бунин уже после смерти Савина так оценил его поэтический дар: «То, что он оставил после себя, навсегда обеспечило ему незабвенную страницу в русской литературе. Во-первых по причине полной своеобразностью стихов и их пафоса. Во-вторых по той красоте и силе, которыми звучит их общий тон. Некоторые же строфы — особенно»
«БРАТУ»
Не бойся, милый. Это я.
Я ничего тебе не сделаю.
Я только обовью тебя,
Как саваном, печалью белою.
Я только выну злую сталь
Из ран запекшихся. Не странно ли:
Еще свежа клинка эмаль.
А ведь с тех пор три года канули.
Поет ковыль. Струится тишь.
Какой ты бледный стал и маленький!
Все о семье своей грустишь
И рвешься к ней из вечной спаленки?
Не надо. В ночь ушла семья.
Ты в дом войдешь, никем не встреченный.
Не бойся милый, это я
Целую лоб твой искалеченный.
(1923 год, то есть 3 года после смерти брата Бориса "три года канули", ему снится брат)
Брату Николаю
Мальчик кудрявый смеется лукаво.
Смуглому мальчику весело.
Что наконец-то на грудь ему слава
Беленький крестик повесила.
Бой отгремел. На груди донесенье
Штабу дивизии. Гордыми лирами
Строки звенят: бронепоезд в сражении
Синими взят кирасирами.
Липы да клевер. Упала с кургана
Капля горячего олова.
Мальчик вздохнул, покачнулся и странно
Тронул ладонями голову.
Словно искал эту пулю шальную.
Вздрогнул весь. Стремя зазвякало.
В клевер упал. И на грудь неживую
Липа росою заплакала…
Схоронили ль тебя — разве знаю?
Разве знаю, где память твоя?
Где годов твоих краткую стаю
Задушила чужая земля?
Все могилы родимые стерты.
Никого, никого не найти…
Белый витязь мой, братик мой мертвый,
Ты в моей похоронен груди.
Спи спокойно! В тоске без предела,
В полыхающей болью любви,
Я несу твое детское тело,
Как евангелие из крови.
1925 My brothers. Mikhail and Pavlu
You bonded them as a drop, mom,
And, buried at the Mother of God in the legs,
Tell me how I gaped this pit,
Sons died in damned sands.
As a machine gun on the stone waited sullenly,
And he, in a bushlate, shouted voice: "What, let's start?"
Like a naked boy to no longer think
Over the pit, the throat was punctured nail.
How I snatched a drunken convoir shovel
From the hands of the sister in Kosynka and said: "Lit",
Like a son (sings "brother", although the song-appeal to the mother ... not very correct change) Your senior stroked his hands to his brother,
As the clay mucus was stolen.
And sailed dawn November over fog,
And the poplar is slightly juggling in the invisible beam,
And the old ensign in France Rvania,
With ink sprocket on a broken shoulder
Suddenly began to sing - and these delusions
Molba threw a lead grinding jet:
All killed rumors, Russia,
, For your kingdom ...
1925.
Ivan Savin (real name Ivan Ivanovich Savolin (Savolainen). In 1925 he was only 26 years old.
From the only lifetime collection "Ladonka" (published in Belgrade in 1926)
The quote from the gospel of Luke: a prudent robber, crucified by the right hand from Christ asked him: "Remember me, rods, jener, priychee in Tarschi SI"
He fought in the White Army, in which four of his brothers fought, two died in battle (they were 15 and 14 years old), two were captured and were shot (the poem is dedicated). In November 1920, when the Red Army occupied the Crimea, Savin was captured against red and miraculously escaped the shooting, having experienced mocking, hunger and cold (all this he was then described in the autobiographical story "captivity"). Passing through the prisons and the departments of CC Savin managed to emigrate to Finland, where his father came from.
The impressions of the brutality of the red were reflected in this poem, where Ivan as it would recreate the scene shooting his brothers with other prisoners.
Bunin after Savina's death so appreciated his poetic gift: "What he left behind after himself, forever provided him with an unforgettable page in Russian literature. First, due to the full peculiarity of poems and their pathos. Secondly, for beauty and strength, which sounds their common tone. Some stubbies are especially
"Brother"
Do not be afraid, cute. It's me.
I won't do anything to you.
I only wise you
As Savan, sadness white.
I will only take out the evil steel
From the Russian Academy of Sciences. Not strangely:
Still fresh blade enamel.
But since then three years have sunk.
Sings the nick. Flowing quiet.
What pale you become and small!
All about the family of your sadness
And rushing to her from the eternal spallen?
Do not. The family went on the night.
You will enter the house, not met by anyone.
Do not be afraid a cute, that's me
Your forehead is crippled.
(1923, that is, 3 years after the death of Brother Boris "Three years we can", he dreams brother)
Brother Nikolai
The boy is curly laughs smoothly.
A dark boiler is fun.
That finally on his chest glory
Whiten cross hung.
The fight otgil. On the chest report
Division headquarters. Gordy Lyrai
Rows ring: armored train in battle
Blue are taken by pures.
Linden yes clover. Fell from Kurgan
A drop of hot tin.
The boy sighed, rushed and strange
Tried palms head.
As if he was looking for this pulley.
Shuddered all. Elderly sprout.
The clover fell. And the breast is non-living
Lipa Rosoya cried ...
Skoronili you - do I know?
Do I know where your memory is?
Where are your brief flock
Strank someone else's land?
All graves of births erased.
No one, no one to find ...
White knight my brother's dead,
You are in my buried chest.
Sleep well! In longing without limit
In the baiting pain of love,
I carry your baby body,
As a gospel of blood.
1925. Смотрите также: | |
