Который год лежу я здесь, на рубеже,
И тишина у нас, и пули не свистят,
Не жмусь к земле, и страха нет уже,
А как я дрался – гильзы подтвердят.
Винтовочка со мной! Все эти годы.
Лежит подружкой, рядом, под рукой.
Березки русские над нами хороводы
Выводят тихо летнею порой.
Окопчик мой, сравнявшийся с землею,
Наверно не найти теперь, как и меня.
Свое последнее пристанище родное
Я выкопал с любовью, не спеша.
Я из него равнял свой счет с фашизмом,
Смотря в прицел, как в поле из окна.
И мне казалось, что под небом чистым
Царят по-прежнему и мир, и доброта!
Как будто не в прицел, а в школьное окно
Смотрю во все глаза на нашу Сашку!
Я приглашу ее, наверное, в кино,
Поймав в ответ улыбку нараспашку!
Мы думали о жизни, и мечтали.
Я маму вспомнил, и сестру мою.
По каске новенькой осколки запевали
Дурными соловьями песнь свою!
Но вот уж началось! Как будто не со мною,
Откуда этот страх, что аж дрожит душа,
Я делаю движение простое,
И клацаю затворам, чуть дыша.
Как быстро началось! Уже среди разрывов
Я вижу цепь людей. Нет! Не людей – врагов!
А в голове безудержным мотивом
Мелькают образы прадедов и отцов.
Наверное, им тоже было страшно.
Но ведь не так, как мне теперь, сейчас,
Как хочется, как хочется обратно
В ту юность, не прожитую для нас!
Ах, батя! Родненький! Ты видишь – я не трушу!
В мой первый в жизни, самый страшный бой,
Хотя навыворот вытягивает душу
Летящих мин нетерпеливый вой.
Попал в прицел во всем зеленом парень.
Он, видно, тоже маму вспоминал –
Упал, взмахнув, как крыльями, руками,
И гильза первая ушла к моим ногам!
Еще вложил я за соседа, справа!
Из гильзы струйкой, как душа – дымок…
Сосед что слева, то ли Ваня, то ли Слава,
Молчит, закончив первый бой не в срок.
Ведь утром же мы с ним еще курили
Впервые в жизни, кашлем заходясь,
Не став мужчинами, о женщинах шутили,
Как девушке, Отчизне поклянясь!
Одна обойма кончилась! Другая!
Равняю счет за тех и за других,
Не веря все еще, не понимая,
Как гаснет пламя жизней молодых!
Еще один! Еще один завален!
Придет ли бою этому конец?!
Не знаю, но моим свинцом завален
Немецких рыцарей зеленый молодец!
Скользит ладонь с приклада от крови.
Моя ль она, а может быть чужая,
Поди ж теперь попробуй, разбери,
Не до того! И разница какая!
Людская кровь, кровавая руда,
Над ней трудились сотни поколений,
Течет рекой широкой в никуда,
Не дай Господь – в беспамятство забвений!
И вдруг – разрыв! Осколочек лихой,
В лицо вонзился, пробежав в висок.
Промчался раскаленною струей,
Вмиг оборвав, что я любил и мог.
И темнота. И ночь. Я терпеливый.
Так день за днем – пришел и век другой.
Я был убит без боли. Я счастливый,
Жаль, был короткий, этот первый бой!
Семидесятая весна встречает нас!
Опять тепло и вишни зацвели,
А мы лежим, не беспокоя вас,
Почти что рядом с ЖИЗНЬЮ, но – вдали.
Как долго ждем, что вынесут и нас.
Своих давно ведь немцы унесли.
И гансов тех, убитых мной ЗА ВАС
Они, уж точно, в списки занесли.
Поет семидесятая весна
На все лады, от мира ошалев,
А среди нас такая тишина –
Не выскажу, на веки онемев.
Мой медальон, наполненный водою,
Лежит поодаль – мне видать его –
Зарос дерном, засыпался листвою,
Навряд ли, братцы, вам найти его.
Без суеверий я успел его заполнить,
И буквы выводил, как в классе, в аккурат.
Все образы родных пытаюсь вспомнить,
А все обрывки памяти летят.
У немцев медальоны – это сила!
А наш – дерьмо! Чуть что – прощай навек.
Хоть смерть нас одинаково косила,
Да наш пропал безвестным человек.
Безвестный медальон, как без вести пропавший,
Родителям бойца уже не принесут,
Пустышки мертвые на миллионы павших,
Что проку в том, что их тепе That year, I'm lying here on the turn,
And the silence from us, and the bullets did not whistle,
Not zhmus to the ground, and fear no longer,
And how I fought - liner confirm.
Vintovochkami with me! All these years.
Lies girlfriend, close at hand.
Birches Russian dances above us
Display the quiet summer time.
My foxhole, razed to the ground,
Probably not find now, like me.
His final resting native
I dug with love, slowly.
I'm out of it equated his own expense against fascism,
Looking through the scope, both in the field of the window.
And I thought that under the clear sky
Prevail still, and peace, and kindness!
As if not in sight, and in the school window
I look into my eyes on our Sasha!
I ask her, perhaps, to the movies,
Catching in response to smile wide open!
We think about life and dream.
I remembered my mother, and my sister.
As a brand new helmet fragments sings
The bad nightingales their song!
But that's really begun! As if not to me,
Where does this fear that as much trembling soul,
I do a simple movement,
And klatsat gates, barely breathing.
How to quickly started! Already among the gaps
I see people chain. No! Not the people - the enemies!
And in my head impetuous motive
Flashed images of ancestors and fathers.
Perhaps they, too, it was terrible.
But it's not like me now, now,
How do you want as you want back
That youth is not lived for us!
Oh, Dad! Rodnenky! You see - I'm not coward!
In my first life, the most terrible battle,
Although turvy pulls the soul
Flying min impatient howl.
I got into sight around the green guy.
It is evident, too, my mother recalled -
Fell, waving as wings, arms,
And the first sleeve went to my feet!
Once I put for the neighbor to the right!
From the liner stream of the soul - the smoke ...
A neighbor on the left, or Ivan, or Glory,
Silent, ending the first fight not in time.
After the morning as we had even smoked
For the first time, a cough comes,
Without becoming men, women jokes,
As a girl, Fatherland Swear!
One clip is over! Another!
Equals the bill for those and for others,
Not believing still not understanding
As the flame goes out young lives!
Another one! Another swamped!
Is this the end of the battle will come ?!
I do not know, but my lead swamped
German knights green fellow!
Glides hand with the butt of the blood.
My only weapon is, or may be a stranger,
Go now to try, understand,
Not before! And what a difference!
Human blood, bloody ore,
Above it worked hundreds of generations,
Flowing river wide to nowhere,
Do not let the Lord - in the forgetfulness to oblivion!
And suddenly - a break! Fragment of a dashing,
The face was stuck, ran to the temple.
He raced a red-hot jet,
Instantly interrupting what I liked and could.
And darkness. And night. I'm patient.
So day after day - come and another century.
I was killed without pain. I'm happy,
Sorry, there was a short, the first battle!
Seventieth spring greets us!
Again the heat and cherries bloom,
And we lie without bothering you,
Almost next to the living, but - in the distance.
How long do we wait, that will make us.
His long time after the Germans took away.
And Hans those killed me FOR YOU
They, certainly, brought in lists.
Sings seventieth spring
In every way, from the world oshalev,
And among us so quiet -
I do not speak for, forever mute.
My medallion filled with water;
It lies at a distance - I see it -
Zaros turf, covered foliage,
Hardly, my friends, you will find it.
Without superstition I had to fill it,
And the letters are output as in the classroom, exactly.
All the images of relatives trying to remember,
And all memory fragments flying.
The Germans medallions - it is force!
And our - shit! Hardly that - good-bye forever.
Though the death of us equally decimated,
Yes, we lost an obscure person.
Obscurity medallion as missing,
fighter Parents no longer bear,
Pacifiers dead for millions of dead,
What is good is that they Tepe | |
