Вопрос о добре и зле разрешался до сих пор самым неудовлетворительным образом: решать его было слишком опасное дело. Привычка, доброе имя, ад не позволяли быть беспристрастным: в присутствии морали нельзя мыслить, еще менее можно говорить: здесь должно – повиноваться. Критиковать мораль, брать мораль как проблему, это – признак безнравственности! Но мораль владеет не только всякого рода средствами устрашения, чтобы сдержать критические руки, ее безопасность заключается еще более в некотором искусстве очаровывать, которым она владеет вполне, - она умеет “вдохновлять”. Ей часто удается только одним взглядом парализовать критическую волю, бывают даже случаи, когда она умеет обращать волю против нее же самой и делать из нее скорпиона, вонзающего жало в свое собственное тело. Мораль испокон века обладала нечеловеческим искусством убеждения: не было и нет ни одного оратора, который бы не обращался к ней за помощью (даже анархисты – и те прибегают к морали, когда им надобно себя оправдать; они даже называют себя “людьми добра и справедливости”). С тех пор как на земле начали говорить и убеждать, мораль постоянно показывала себя величайшей мастерицей обольщения, - а что касается нас, философов, она была для нас настоящей Цирцеей.
В чем же причина того, что все философы, начиная с Платона, трудились напрасно? Отчего все воздвигнутые ими здания грозят рушиться или лежат уже в развалинах, хотя сами они честно и серьезно считали их “прочнее меди твердой”. О, как ошибочен ответ, который дают и теперь еще на этот вопрос – “потому что все они упустили из виду испытание фундамента, критику разума” – этот роковой ответ Канта не поставил нас, философов, на более твердую или хотя бы на менее зыбкую почву. И не странно ли, правда, требовать, чтобы орудие само оценивало свою пригодность и свое качество? Чтобы интеллект сам “познавал” свою цену, свою границу, свою силу? Не отзывается ли это даже немного бессмыслицей?.. Правильным ответом было бы то, что все философы строили свои здания, находясь под обольщением морали, в том числе и сам Кант; что они обещали искать “правду”, а на самом деле заботились только о том, чтобы построить “величественные нравственные здания”. Сам Кант простодушно называл свою “не блестящую, но и не лишенную заслуг” задачу и работу средством “уровнять и упрочить почву для в е л и ч е с т в е н н ы х н р а в с т в е н н ы х з д а н и й”. Увы! это не удалось ему. Даже наоборот!” можно было бы сказать теперь. С такой фантастической целью Кант был истинным сыном своего времени, которое более, чем всякое другое, было временем химер: таким остался он, к счастью, и в отношении к более ценному явлению своего века – сенсуализму, который он заимствовал в своей теории познания. Его коснулось жало и тарантуловой морали Руссо, в глубине его души лежала мысль морального фанатизма, исполнителем которого был Робеспьер с его de fonder sur la terre l’empire de la sagesse, de la justice et de la vertu. И чтобы создать свое “моральное царство”, он видел себя вынужденным приставить еще недоказанный митр, логическое “по ту сторону”, - для этого-то и понадобилась ему критика чистого разума. Говоря иначе, она не нужна была бы ему, если бы ему не потребовалось непременно свое моральное царство сделать недоступным нападкам разума: он чувствовал, что моральный порядок вещей слишком доступен для нападок со стороны разума. Принимая в расчет природу и историю, принимая в расчет отсутствие морали в природе и истории, Кант был, как и всякий хороший немец, пессимистом. Он верил в мораль, не потому, что она была доказана природой и историей, но не смотря на то что природа и история постоянно противоречили ей: credo, quia absurdum est. The question of good and evil was permitted until now the most satisfactory way: decide it was too dangerous business. The habit, a good name, hell was not allowed to be impartial: in the presence of morality can not think, even less can say there must - obey. To criticize morality, taking morality as a problem, it is - a sign of immorality! But morality has not just any kind of deterrent to keep the critical hand, its safety is even more in a charming art, which it owns entirely, - she can "inspire". It is often possible only at a glance paralyze the critical will, there are even cases where it is able to pay her will against same and make it a scorpion sting plunges into his own body. Moral time immemorial possessed superhuman art of persuasion: there was and there is no orator who would not have turned to her for help (even anarchists - and those resorting to morality, when they ought to justify himself; they even call themselves "people of good and justice" ). Since then, both on the ground and began to say to convince morality constantly showed himself the greatest seduction skilled worker - and that concerns us, philosophers, it was for us this Circe.
What is the reason that all philosophers, from Plato, labored in vain? Why all the buildings erected by them threatening to collapse or are already in ruins, though they honestly and seriously consider their "stronger than solid copper." Oh, how wrong answer, which gives even now the question - "because they have lost sight of foundation testing, criticism of mind" - that fateful answer Kant did not put us philosophers to firmer, or even on less shaky ground . And is not it strange, however, require that the weapon itself evaluated its usefulness and its quality? To the intellect itself "learn" its price, its borders, its strength? Do not revoked if it is even a bit of nonsense .. The correct answer would be what all the philosophers have built their houses, while under the delusion of morality, including Kant himself?; they promised to seek "truth", but really only cared about how to build a "majestic moral buildings." Kant himself ingenuously called his "not brilliant, but not devoid of merit" task and work means "to level and strengthen the ground for in e l and h e s t at e n n s s n c a s t at e n n s x s e a n and d. " Alas! it failed. Quite the contrary! "One would say today. With such a fantastic purpose Kant was a true son of his time, which is more than any other, it was a time of chimeras: he was so fortunately, and in relation to the more valuable the phenomenon of his age - sensationalism, which he borrowed in his theory of knowledge. He touched the sting and tarantulovoy morality Rousseau, in the depths of his soul was the idea of moral fanaticism, the executor of which was Robespierre with his de fonder sur la terre l'empire de la sagesse, de la justice et de la vertu. And in order to create their own "moral realm", he saw himself compelled to fasten still unproven Metropolitan logical "beyond" - for this is just what he needed critique of pure reason. In other words, it was not necessary to him, though he certainly did not need to make their moral realm inaccessible to attacks of reason: he felt that the moral order of things too available to attacks by the mind. Taking into account the nature and history, taking into account the lack of morality in nature and history, Kant was, like every good German, a pessimist. He believed in morality, not because it has been proven by nature and history, but despite the fact that nature and history are constantly contradicted her: credo, quia absurdum est. Смотрите также: | |
