Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия - ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. "Да это тот самый дуб" - подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнилось ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна - и все это вдруг вспомнилось ему.
The old oak, all transformed, stretched tent lush, dark foliage, gleamed, swaying slightly in the rays of the evening sun. Neither gnarled fingers nor sores or old grief and mistrust - nothing could be seen. Through a century rigid crust broke without knots succulent young leaves, so that it was impossible to believe that this old man made them. "Yes, this is the oak" - thought Prince Andrew, and he suddenly found wanton springtime feeling of joy and renewal. All the best moments of his life suddenly at the same time he remembered. And Austerlitz high heaven, and the dead reproachful face of his wife, and Pierre on the ferry, and a girl, excited beauty of the night, and the night, and the moon - all of a sudden he remembered.
