То белой ватой облаков, то серым пеплом площадей
Пройдут печальные войска, пройдут усталые полки,
А ты посмотришь на толпу поющих женщин и детей,
Тебя пришедших провожать, и пот сотрёшь ребром руки.
Холодный ветер зашуршит бумажным выцветшим листком,
Возможно, маминым письмом, возможно, вестью от отца,
И обоснуется мигрень под тремингованным виском,
И отвернётся бог войны от постаревшего лица.
Пришла война, готовы сапоги.
Заточен штык, заряжен ППШ.
И ты в строю, а значит, не с руки
Идти, не в такт подошвами шурша.
Возможно, завтра будет бой, каких немало на веку,
Поскольку нечего терять, ты дашь согласие, и вот
Возьмёшь гранату и, сорвав осточертевшую чеку,
Предпримешь глупый экзерсис себя избавить от забот.
Ты навернёшься, как герой, с собой забрав тяжёлый танк,
По меньшей мере, чёрный дым увидишь вскользь сквозь щелку глаз.
Тебя случайно подберёт усталый старый маркитант,
Не даст исчезнуть в тишине и успокоиться не даст.
Покоя нет в иллюзии его,
Вокруг толпа и красные цветы,
Перебинтован туго твой живот,
Всего лишь шаг до ордены Звезды.
Белеет мел на потолке, из радиолы льётся СМИ,
Бормочет кто-то у стены, болит нога, которой нет,
Ты просишь дать глоток воды, и медсестра с лицом Жасмин
Красива так, как может быть лишь для солдата на войне.
Вернувшись гостем в отчий дом, ты ляжешь в тёплую постель
И, наплевавшись в потолок, возненавидишь тишину,
Поскольку смерти равносильно нахожденье в темноте,
И ты захочешь возвратиться, возвратиться на войну.
Вломиться в бой, ворваться, вознестись,
Поймав шрапнель горячей головой,
Сглотнуть нектар, похожий на пастис,
И крикнуть Богу: «Отче, я же свой!»
Опухнут веки от вина, отяжелеет голова,
А за окном в безумный мир счастливых лиц калейдоскоп,
И суета твоих идей не облекается в слова,
Поскольку рот опять забит каким-то лакомым куском.
Так пролетит немало зим, но запоёт опять труба,
Опять весёлый барабан проснётся дробью у виска,
Когда, печатая шаги, по холодеющим губам
Пройдут печальные полки, пройдут усталые войска.
И ты пойдёшь, за ними встанешь в ряд,
Возьмёшь ружьё и присобачишь штык.
Пусть ошибётся доктор, говоря,
Что тот старик в постели — это ты.
Пусть ошибётся доктор, говоря,
Что тот старик в постели — это ты. That white cotton clouds, the gray ash space
There will be a sad army, will be tired shelf,
And you look at the crowd of singing women and children,
You have come to see off, and sweat sotrёsh hand edge.
Cold wind rustle paper faded leaf,
Perhaps my mother's letter might have news from his father,
And settle for migraine tremingovannym temple,
And turn away from old-god of war face.
Came the war, ready to boots.
Sharpened bayonet, charged PCA.
And you in the ranks, and thus not with his hands
Walk, not in time to the soles of rustling.
It may be a fight tomorrow, which many in the century,
Because nothing to lose, you give consent, and that's
You take a grenade and tearing ostochertevshie check,
Exercise predprimesh fool yourself get rid of worries.
You navernёshsya like a hero with a taking a heavy tank,
At least, you will see black smoke passing through the eye slit.
You randomly pick up a tired old sutler,
Will not disappear in silence and will not calm down.
There is no peace in his illusions,
Around the crowd and red flowers,
Bandaged your stomach tight,
Just step up orders Stars.
Showing white chalk on a ceiling, from the gramophone poured media
Mumbles someone against a wall, a sore leg, which is not,
You are asked to give a sip of water, and a nurse with a face Jasmine
Beautiful as could only be a soldier in the war.
Returning guest in his father's house, you lie down in a warm bed,
And to spit at the ceiling, hate silence,
Since death is equivalent to being in the dark,
And you want to go back, go back to war.
Broke into a fight, break, ascend,
Catching hot shrapnel head,
Swallow nectar similar to pastis,
And cry out to God: "Father, I'm yours!"
Swollen eyelids with wine, otyazheleet head
And outside in the crazy world of happy people kaleidoscope
And bustle of your ideas are not put into words,
Since the mouth again scored some tidbit.
It will fly a lot of winters, but will start singing trumpet again,
Again cheerful drum wakes shot to his temple,
When printing steps, growing cold on the lips
There will be sad shelf will pass the weary troops.
And you go, get up behind them in a row,
You take the gun and bayonet prisobachit.
Let the doctor makes a mistake, saying,
What the old man in the bed - it's you.
Let the doctor makes a mistake, saying,
What the old man in the bed - it's you. Смотрите также: | |
