(Лешке Пугачеву)
Шумит наша жизнь меж завалов и ямин.
Живем, не жалея голов.
И ты россиянин, и я россиянин –
здорово, мой брат Пугачев.
Расставим стаканы, сготовим глазунью,
испивши, на мир перезлись, –
и нам улыбнется добром и лазурью
Христом охраненная высь.
А клясться не стану, и каяться не в чем.
Когда отзвенят соловьи,
мы только одной лишь России прошепчем
прощальные думы свои.
Она – в наших взорах, она – в наших нервах,
она нам родного родней, –
и нет у нее ни последних, ни первых,
и все мы равны перед ней.
Измерь ее бездны рассудком и сердцем,
пред нею душой не криви.
Мы с детства чужие князьям и пришельцам,
юродивость – в нашей крови.
Дожди и деревья в мой череп стучатся,
крещенская стужа строга,
а летом шумят воробьиные царства
и пахнут веками стога.
Я слушаю зори, подобные чуду,
я трогаю ветки в бору,
а клясться не стану и спорить не буду,
затем что я скоро умру.
Ты знаешь, как сердцу погромно и душно,
какая в нем ночь запеклась,
и мне освежить его родиной нужно,
чтоб счастий чужих не проклясть.
Мне думать мешают огни городские,
и если уж даль позвала,
возьмем с собой Лильку, пойдем по России –
смотреть, как горят купола.
Борис Чичибаин, 1978 (Leshka Pugachev)
Our life is rustling between the rubble and the pits.
We live without sparing our heads.
And you are Russian, and I am Russian -
great, my brother Pugachev.
We will arrange the glasses, prepare the fried eggs,
having drunk, they went to the world, -
and will smile at us with kindness and azure
Heights protected by Christ.
But I will not swear, and there is nothing to repent of.
When the nightingales ring out
we will only whisper to Russia alone
their farewell thoughts.
She is in our eyes, she is in our nerves,
she is our dear relatives, -
and she has neither the last nor the first,
and we are all equal before her.
Measure its depths with reason and heart,
do not bend your soul before her.
We are strangers to princes and aliens since childhood,
foolishness is in our blood.
Rains and trees knock on my skull
Epiphany cold is strict,
and in the summer the sparrow kingdoms make noise
and smell like haystacks for centuries.
I listen to dawns like a miracle
I touch the branches in the forest,
but I will not swear and I will not argue,
then that I will die soon.
You know how pogrom and stuffy your heart is,
what a night baked in it,
and I need to refresh him with my homeland,
so as not to curse the happiness of others.
City lights prevent me from thinking
and if the distance has called,
let's take Lilka with us, let's go across Russia -
watch the domes burn.
Boris Chichibain, 1978 Смотрите также: | |
