Бендюжники пьют за туман, за осень,
Вороны слетаются чёрной сотней,
И в позе четырнадцать/восемь-восемь
Насилуют пьяного в подворотне.
Крепчает мороз и скрипит по коже,
Лицо утонуло в моей улыбке.
Назавтра меня в тёплый гроб положат,
И будут качать под мотивы Шнитке.
Но нет нынче времени на поминки,
И солнечный зайчик хрипит под лаптем.
Бендюжники воют уже от синьки,
Но не ускользают от трупных пятен.
И нивы горели, и ветер шарпал,
И сколько-то было блядей под боком.
А вечером облако медным кляпом
Просунулось в горло и стало горько.
В товарном вагоне к нам едет солнце!
Мотает его по краям Урала...
Мне снится (с чего бы?) товарищ Троцкий,
Целующий пьяную Фриду Кало.
Но что-то бендюжники приутихли,
Над миром царит беспросветный праздник..
А снег будет рыхлый, тяжёлый, рыхлый..
И завтрашний день только он украсит.