Гиреев жил в покосившемся черном доме, перед которым был одичавший сад, заросший высокими, в полтора человеческих роста, зонтиками. По уровню удобств его жилье было переходной формой между деревней и городом: в будке-уборной сквозь дыру были видны мокрые и осклизлые канализационные трубы, проходящие над выгребной ямой, но откуда и куда они вели, было неясно. Однако в доме были газовая плита и телефон.
Гиреев усадил Татарского за стол на веранде и насыпал в заварной чайник крупно смолотого порошка из красной жестяной банки с белой надписью по-эстонски.
- Что это? - спросил Татарский.
- Мухоморы, - ответил Гиреев и налил в чайник кипятку. По комнате разнесся запах грибного супа.
- Ты что, собираешься это пить?
- Не бойся, - сказал Гиреев, - коричневых тут нет.
Он произнес это таким тоном, будто
Снял все мыслимые возражения, и Татарский не нашелся, что ответить. Минуту он колебался, а потом вспомнил, что вчера как раз читал о мухоморах, и поборол сомнения. На вкус мухоморный чай оказался довольно приятным.
- И чего от него будет?
- Сам увидишь, - ответил Гиреев. - Еще будешь их на зиму сушить.
- А что сейчас делать?
- Что хочешь, - сказал Гиреев.
- Говорить можно?
- Говори.
Полчаса прошло за малосодержательной беседой об общих знакомых. Ни с кем из них, как и следовало ожидать, не произошло за это время ничего интересного. Только один, Леша Чикунов, отличился - выпил несколько бутылок "Финляндии" и звездной январской ночью замерз насмерть в домике на детской площадке.
- Ушел в Валгаллу, - скупо прокомментировал Гиреев.
- Откуда такая уверенность? - спросил Татарский, но тут же вспомнил бегущих оленей и багровое солнце с этикетки и внутренне согласился.
Между тем в его теле появилась какая-то еле ощутимая веселая расслабленность. В груди возникали волны приятной дрожи, проходили по туловищу и рукам и затихали, чуть-чуть не добравшись до пальцев. А Татарскому отчего-то захотелось, чтобы эта дрожь непременно дошла до пальцев. Он понял, что выпил мало. Но чайник был уже пуст.
- Есть еще? - спросил он.
- Во, - сказал Гиреев, - о чем я и говорил.
Он встал, вышел из комнаты и возвратился с развернутой газетой, на которой были рассыпаны сухие кусочки нарезанных мухоморов. На некоторых из них остались лоскутки красной кожицы со стянувшимися белыми бляшками, на других были приставшие волокна газетной бумаги с зеркальными отпечатками букв.
Кинув несколько кусочков в рот, Татарский разжевал их и проглотил. Сушеные мухоморы немного напоминали по вкусу картофельные хлопья, только были вкуснее - Татарский подумал, что их можно было бы продавать как чипсы, в пакетиках, и здесь, видимо, скрывалась одна из дорог к быстрому обогащению, джипу, рекламному клипу и насильственной смерти. Задумавшись, каким мог бы быть этот клип, он отправил в рот новую порцию и огляделся по сторонам. Некоторые из предметов, украшавших комнату, стали заметны ему только сейчас. Например, лист бумаги, висевший на стене на самом видном месте, - на нем была извилистая буква, не то санскритская, не то тибетская, похожая на дракона с изогнутым хвостом.
- Что это? - спросил он Гиреева.
Гиреев покосился на стену.
- Хум, - сказал он.
- А зачем тебе?
- Я таким образом путешествую.
- Куда? - спросил Татарский.
Гиреев пожал плечами.
- Трудно объяснить, - сказал он. - Хум. Когда не думаешь, многое становится ясно.
Но Татарский уже забыл о своем вопросе. Его захлестнула волна благодарности к Гирееву за то, что тот привез его сюда.
- Знаешь, - сказал он, - у меня сейчас тяжелый период. Общаюсь в основном с банкирами и рекламодателями. Загружают просто свинцово. А у тебя здесь... Прямо как домой вернулся.
Гиреев, видимо, понимал, что с ним происходит.
- Пустяки, - сказал он. - Не бери в голову. Ко мне зимой приезжала пара таких рекламодателей. Хотели сознание расширить. А потом босиком по снегу убежали. По Gireiev lived in a rickety black house in front of which was a wild garden, overgrown with tall, half of human growth umbrellas. The level of its facilities housing was a transitional form between the village and the town: in the booth, restroom were visible through the hole wet and slimy sewer pipes passing over the cesspool, but how and where they were, it was not clear. However, the house had a gas cooker and a telephone.
Gireiev Tatar seated at a table on the porch and poured into a teapot big-ground powder of a red tin with white inscription in Estonian.
- What is it? - Tatarsky asked.
- Amanita - said Gireiev and poured boiling water into the teapot. Echoed through the room the smell of mushroom soup.
- Are you going to drink that?
- Do not be afraid - said Giray - Brown is not here.
He said it in a tone as if
He took off all possible objections, and Tatarsky did not know what to say. He hesitated for a minute, and then I remembered that yesterday was reading on the fly agaric, and overcame doubts. The taste muhomorny tea was quite enjoyable.
- And what of it is?
- You'll see, - said Giray. - Still going to dry them for winter.
- What to do now?
- What do you want - said Giray.
- You can talk?
- Speak.
Half an hour passed for insipid conversation about common acquaintances. With none of them, as you might expect, it did not happen in that time nothing interesting. Only one, Alex Chikunov, distinguished - drank several bottles & quot; Finland & quot; starry night in January and froze to death in the house in the playground.
- I went to Valhalla - Gireiev commented sparingly.
- Where such confidence? - Tatarsky asked, but then he remembered running deer and crimson sun with labels and internally agreed.
Meanwhile, his body appeared some barely perceptible cheerful relaxation. In the chest there were waves of pleasant shiver passed through the body and hands and fell silent, a little before reaching the fingers. A Tatar somehow wanted to make this a shiver certainly reached his fingers. He realized that he drank a little. But tea was empty.
- Is there some more? - he asked.
- In - said Gireiev - what I said.
He got up, left the room and returned with a comprehensive paper on which were scattered pieces of chopped dried toadstools. Some of them were red patches of skin with styanuvshimisya white plaques on the other were adhering fiber newsprint prints with mirrored letters.
Throwing a few pieces in his mouth, chewed them and Tatar swallowed. Dried fly agaric bit like a potato flakes to taste, but were delicious - Tatarsky thought that they could be sold as chips, bags, and here, apparently, hiding one of the ways to get rich quick, jeeps, commercials, and violent death. Lost in thought, what could be the clip, he sent a new batch of mouth and looked around. Some of the items decorating the room, it became apparent only now. For example, a piece of paper hanging on the wall in plain view - it was a winding drive letter is not the Sanskrit, Tibetan is not similar to a dragon with a curved tail.
- What is it? - He asked Gireev.
Gireiev glanced at the wall.
- Hum, - he said.
- Why do you need this?
- I travel so.
- Where? - Tatarsky asked.
Gireiev shrugged.
- It's hard to explain - he said. - Hum. When you do not think much is clear.
But Tatar had forgotten his question. His wave of gratitude to Gireev for what he brought him here.
- You know, - he said - I now have a hard time. I communicated mostly with bankers and advertisers. Upload a lead. And you are here ... It's like going back home.
Gireiev apparently knew that was happening to him.
- Nonsense, - he said. - Never mind. Winter came to me a couple of advertisers. They wanted to expand consciousness. And then I ran barefoot in the snow. By Смотрите также: | |
