Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибережным лесам ярко отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра! Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда все засыпает — и человек, и зверь, и птица; а Бог один величаво озирает небо и землю и величаво сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и светят над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в темном лоне своем. Ни одна не убежит от него; разве погаснет на небе. Черный лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею, — напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Днепр. Синий, синий, ходит он плавным разливом и середь ночи, как середь дня; виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечье око. Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он по себе серебряную струю; и она вспыхивает, будто полоса дамасской сабли; а он, синий, снова заснул. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире! Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир — страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали. Так убивается старая мать козака, выпровожая своего сына в войско. Разгульный и бодрый, едет он на вороном коне, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она, рыдая, бежит за ним, хватает его за стремя, ловит удила, и ломает над ним руки, и заливается горючими слезами. Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей. Лодка причалила, и вышел из нее колдун. Невесел он; ему горька тризна, которую свершили козаки над убитым своим паном. Не мало поплатились ляхи: сорок четыре пана со всею сбруею и жупанами да тридцать три холопа изрублены в куски; а остальных вместе с конями угнали в плен продать татарам. По каменным ступеням спустился он, между обгорелыми пнями, вниз, где, глубоко в земле, вырыта была у него землянка. Тихо вошел он, не скрыпнувши дверью, поставил на стол, закрытый скатертью, горшок и стал бросать длинными руками своими какие-то неведомые травы; взял кухоль, выделанный из какого-то чудного дерева, почерпнул им воды и стал лить, шевеля губами и творя какие-то заклинания. Показался розовый свет в светлице; и страшно было глянуть тогда ему в лицо: оно казалось кровавым, глубокие морщины только чернели на нем, а глаза были как в огне. Нечестивый грешник! уже и борода давно поседела, и лицо изрыто морщинами, и высох весь, а все еще творит богопротивный умысел. Посреди хаты стало веять белое облако, и что-то похожее на радость сверкнуло в лицо его. Но отчего же вдруг стал он недвижим, с разинутым ртом, не смея пошевелиться, и отчего волосы щетиною поднялись на его голове? В облаке перед ним светилось чье-то чудное лицо. Непрошеное, незваное, явилось оно к нему в гости; чем далее, выяснивалось больше и вперило неподвижные очи. Черты его, брови, глаза, губы — все незнакомое ему. Никогда во всю жизнь свою он его не видывал. И страшного, кажется, в нем мало, а непреодолимый ужас напал на него. А незнакомая дивная голова сквозь облако так же неподвижно глядела на него. Облако уже и пропало; а неведомые черты еще резче выказывались, и острые очи не отрывались от него. Колдун весь побелел как полотно. Диким, не своим голосом вскрикнул, опрокинул горшок... Все пропало. Wonderful Dnieper in calm weather, when freely and smoothly speeding through the forests and mountains full of water on your own. No zashelohnet; no thunder. You look, and you do not know is whether or not it is a majestic width, and feel as if all of it is poured from the glass, and if blue mirror road without measure in width, with no end in long, fluttering and winds through the green world. Ljubo then hot sun and look around with the height and load beams in a cold glass of water and coastal woods bright reflections in the water. Zelenokudrye! they huddle together with wildflowers to the waters and to stoop down and look at them and not obvious, and not Love Enough light to its SPAR, and grin to him, and welcome him, nodding branches. In the middle of the Dnieper, they do not dare to look, no one, except for the sun and the blue sky, not looking at him. Rare bird flies to the middle of the Dnieper! Lush! he has no equal in the world of the river. Wonderful Dnieper and warm summer nights, when everything falls asleep - and man and beast and bird; but God is one dignified looking around the sky and the earth shakes and stately robe. From garments piled stars. Stars burn and shine all over the world and time are given in the river. All of them were holding the Dnieper River in the dark womb of his. None of them will run away from him; It is extinguished in the sky. Black Forest, studded with sleeping crows and drevle the broken mountains, overhangs, silyatsya close it at his long shadow - in vain! There is nothing in the world that would like to cover up the Dnieper. Blue, blue, he walks smoothly spills and Sered night as Sered day; seen for so much distance, to see how much can a Human eye. Basking and snuggling closer to the coast from the cold of the night, he gives in itself a silver stream; and it breaks out, as if the band damask sabers; and he, blue, went back to sleep. Wonderful and then the Dnieper, and there is no river, his equal in the world! When will go far off in the sky blue clouds, the black forest is shaken to its roots, oaks crack and lightning izlamyvayas between clouds, time to light the whole world - is terrible when the Dnieper! Water hills resound, striking the mountains, and with brilliance and run back a groan back and weep, and poured away. So old mother killed Kozak, booted out of his son in the army. Riotous and hearty, he goes on a black horse, his hips and cocked hat valiantly; and she, sobbing, runs after him, grabs him by the stirrup catches bits, and breaks it over his hands, and poured bitter tears. Wildly blacken Intermedia ratuyuschimi waves charred stumps and stones on the outstanding beach. And beating on the shore, rising up and falling down, to thrust the boat. Who Cossacks dared to walk in the canoe at a time when the angry old Dnepr? It can be seen, it is not knows that he swallows as flies, humans. The boat, and went out of her sorcerer. It cheerless; his bitter Funeral feast, which they won over the Cossacks killed his Pan. Not a few have paid Poles: forty-four Pan with all the trappings and the County but thirty-three slave chopped to pieces; and others with stolen horses captured sell Tatars. As he descended the stone steps, between the charred stumps down where, deep in the ground, dug was in his dugout. Quietly he entered not skrypnuvshi door, put on the table, covered with a tablecloth, pot and began throwing his long arms some unknown grass; took the jug, wrought out of a wonderful tree, they drew water and began to pour, his lips moving and creating some kind of spell. Seemed pink light in the parlor; and then it was terrible to look at his face: it seemed bloody, deep wrinkles blackened only on him and his eyes were on fire. The wicked sinner! already for a long time and beard turned gray, and his face furrowed with wrinkles, and dry fly, and still creates ungodly intent. In the middle of the hut was a blow white cloud, and something akin to joy shone in his face. But why did he suddenly became motionless, with his mouth open, not daring to move, and why stubble hair stood on his head? In the cloud in front of him shone with someone wonderful person. Uninvited, uninvited, it was to visit him; farther, vyyasnivalos more and stared motionless eyes. His features, eyebrows, eyes, lips - all unknown to him. Never in all his life he had not seen before. And okay, it seems, it is small, and irresistible fear fell upon him. A strange marvelous head through the cloud as still looking at him. The cloud is already gone; and unknown traits showed even sharper, and sharp eyes never left him. Warlock all turned white as a sheet. Wild, is not his voice cried out, knocked over a pot ... All is lost. Смотрите также: | |
