Евгений Евтушенко
"Сказка о русской игрушке"
По разграбленным сёлам
Шла Орда на рысях,
Приторочивши к сёдлам
Русокосый ясак.
Как под тёмной водою
Молодая ветла,
Русь была под Ордою,
Русь почти не была.
Но однажды, как будто
Все колчаны без стрел,
Удалившийся в юрту,
Хан Батый захмурел.
От бараньего сала,
От лоснящихся жён
Что-то в нем угасало,
Это чувствовал он.
И со взглядом потухшим
Хан сидел, одинок,
На сафьянных подушках
Сжавшись, будто хорёк.
Хан сопел исступлённо,
Скукотою томясь.
И бродяжку с торбёнкой
Ввёл угодник-толмач.
В горсть набравши урюка,
Колыхнув животом,
– Кто такой? – хан угрюмо
Ткнул в бродяжку перстом.
Тот вздохнул: - Матерь Божья,
То Батый, то князья.
Дел игрушечных мастер,
Ванька Сидоров я.
Из холстин дыроватых
В той торбёнке своей
Стал вынать деревянных
Медведей и курей.
И в руках баловался
Потешатель сердец -
С шебутной балалайкой
Скоморох-дергунец.
Но в игрушки вникая,
Умудрённый, как змий,
На матрёшек вниманье
Обратил хан Батый.
В мужичках скоморошных,
Простоватых на вид,
Как матрёшка в матрёшке,
Тайна в тайне сидит.
И с тоской первобытной
Хан подумал в тот миг:
Скольких здесь перебил он,
А постичь – не постиг.
Озираясь трусливо,
Буркнул хан толмачу:
– Все игрушки тоскливы,
Посмешнее хочу.
Пусть он, рваная нечисть,
Этой ночью не спит
И особое нечто
Для меня сочинит.
Хан добавил, икнувши:
- Перстень дам и коня,
Но чтоб эта игрушка,
Просветлила меня.
Думал Ванька про волю,
Про судьбу про свою.
И кивнул головою:
– Просветлю, сочиню.
Шмыгал носом он хмуро,
Но явился в свой срок.
– Сочинил я игрушку,
Ванькой-встанькой нарёк.
Хан прижал его пальцем
И ладонью помог.
Ванька-встанька попался,
Ванька-встанька прилёг.
Хан свой палец отдёрнул,
Но, силён, хоть и мал,
Ванька-встанька задорно
Снова на ноги встал.
Хан игрушку с размаха
Вмял в кошму сапогом
И, знобея от страха,
Заклинал шепотком.
Хан сапог отодвинул,
Но, держась за бока,
Ванька-встанька вдруг
Вынырнул из-под носка.
Хан попятился грузно,
Русь и русских кляня:
– Да уж, эта игрушка
Просветлила меня.
Хана страхом шатало,
И велел он скорей
От Руси, от шайтана
Повернуть всех коней.
И теперь, уж отмаясь,
Положённый вповал,
Ванька Сидоров - мастер
У дороги лежал.
Он лежал, отсыпался,
Руки белые врозь,
Василёк между пальцев
Натрудившихся рос.
А в пылище прогорклой
Так же, мал, да удал,
С головёнкою гордой
Ванька-встанька стоял.
Из-под стольких кибиток,
Из-под стольких копыт,
Он вставал – не убитый,
Только временно сбит.
Опустились туманы
На лугах заливных,
И ушли басурманы,
Будто не было их.
Ну а Ванька остался,
Как остался народ.
И душа Ваньки-встаньки
В каждом русском живёт.
Мы народ Ванек-встанек
Нас не бог уберёг.
Нас давили, топтали
Столько разных сапог.
Они знали: мы Ваньки,
Нас хотели покласть,
А о том, что мы встаньки,
Забывали, платясь.
И смеётся не вмятый,
Не затоптанный в грязь,
Мужичок хитроватый,
Чуть по-ка-чи-ва-ясь. Evgeny Evtushenko
"The Tale of the Russian Toy"
In the looted villages
The Horde was on a lynx,
Saddled up to the saddles
Brown-headed yasak.
Like under the dark water
Young sail
Russia was under the Horde,
There was almost no Russia.
But once, as if
All quivers without arrows
Retired to the yurt,
Khan Batu went dark.
From lamb fat
From glossy wives
Something in it faded away
He felt it.
And with an extinct look
Khan sat alone
On saffron cushions
Cowering like a ferret.
Khan nozzles frantically
Boredom languishing.
And a wanderer with a torbet
He introduced a tolmachnik.
In a handful of typing apricot,
Waving his stomach
- Who it? - Khan sullenly
I poked a tramp with a finger.
He sighed: - Mother of God,
That Baty, then the princes.
The affairs of the toy master,
Vanka Sidorov I.
From holey canvases
In that sorbent
He began to take out wooden
Bears and chickens.
And dabbled in the hands
The Comforter of Hearts -
With a jogging balalaika
Jaeger buffoon.
But delving into the toys,
As wise as a serpent
On the matryoshka dolls attention
Khan Batu turned.
In peasants humorous,
Rustic looking
Like a nesting doll in a nesting doll,
Mystery sits secretly.
And with primitive longing
Khan thought at that moment:
How many he interrupted here,
But to comprehend - not comprehended.
Looking around cowardly
Khan muttered to the interpreter:
- All the toys are dreary,
I want a funnier.
May he, ragged evil
Does not sleep tonight
And something special
For me he will compose.
Khan added, hiccuping:
- The ring of the ladies and the horse,
But so this toy
Enlightened me.
Roly thought about the will,
About fate about his.
And he nodded his head:
- Enlighten, compose.
He sniffed gloomily,
But he appeared on time.
- I composed a toy,
Roly-nerdy called.
Khan pressed his finger
And he helped with a palm.
Vanka-vstanka got caught,
Roly-bed lay down.
Khan pulled his finger away
But strong, though small
Vanka-vstanka provocatively
He got to his feet again.
Han toy with a swing
Squeezed into a nightmare with a boot
And shivering with fear
He conjured in a whisper.
Khan boot pushed back
But holding on to the sides
Vanka-vstanka suddenly
He emerged from under the sock.
Khan backed up heavily
Russia and Russian swear:
- Yeah, this toy
Enlightened me.
Khan staggered with fear
And he ordered rather
From Russia, from Shaitan
Turn all the horses.
And now, letting go,
Put for granted
Vanka Sidorov - master
He lay by the road.
He lay, slept,
Hands are white apart
Cornflower between the fingers
The troubled ones grew.
And in the dust rancid
Also, small, but wise,
With a proud head
Roly-stand stood.
From under so many cabs
From so many hooves
He got up - not killed
Only temporarily shot down.
Fogs descended
In the meadows,
And the Basurmans left
It was as if they were not there.
Well, Vanka stayed,
How the people stayed.
And the soul of Roly-stand
He lives in every Russian.
We are the people of Vanek-risers
God did not save us.
We were crushed, trampled
So many different boots.
They knew: we are Vanka,
They wanted us to be
And that we get up
They forgot while paying.
And laughs not dented
Not trampled into the mud
The peasant is cunning
A bit like a chi-wa-yas. Смотрите также: | |
