В потоках пролива, что в обе ведут стороны,
ты в том и в другом отразишься двукратно,
из двух одного не избрав оттого, вероятно,
что оба— туда ли, обратно — равно не верны.
Махнёшь двойнику, и двойник, подбивая итог,
в ответ помахав, обнадёжит.
Но денег прощальных не бросишь в поток —
рука занеможет.
До дома не долго, а там Византия своя,
пожалуй, ещё и похлеще, пожёстче.
Но те же на стогнах торги, а в гробницах имперские мощи,
и в клетке не реже, чем в роще, найдёшь соловья.
Для тех же потех в негодяях нуждается трон,
а чернь — в главаре-ксенофобе.
Лишь время не держит ничьей из сторон,
течёт сразу в обе.
Потом либо что-то останется, либо ничто.
Похоже, скорее второе, однако
смутишься не раз, под землёй ли катясь мимо мрака,
торгуясь ли из-за дензнака с наёмным авто.
Не раз, как бы глянув себе же во след,
замрёшь на бегу торопливом
и вспомнишь, как хищный восточный рассвет
вставал над проливом.
И вновь к двойнику обратишь ты бесшумную речь
куда-то, где лишь двойники проживают,
где пастбищ не делят стада, а погонщики не пожинают,
и воды откуда-то знают, что некуда течь.
Ты скажешь ему, отошедшему в две или сто
сторон, в зазеркальное русло:
"Мы были с тобою в Стамбуле, и что?"
Ничто, даже грустно. In the streams of the strait that lead to both sides,
you will be reflected twice in both
out of two one not choosing because probably
that both - whether there, back - are equally not true.
You wave the double, and the double, knocking out the result,
waving in response, reassuring.
But you cannot throw farewell money into the stream -
the hand will go cold.
It’s not long before the house, but Byzantium is there,
perhaps worse and tougher.
But the same on the Stogni auction, and in the tombs of imperial relics,
and in the cage no less than in the grove you will find the nightingale.
For the same amusements, the throne needs rascals,
and the mob - in the xenophobe ringleader.
Time alone doesn’t hold any of the parties
flows immediately in both.
Then either something will remain, or nothing.
It seems more likely the second, however
embarrassed more than once, whether underground rolling past the darkness,
whether haggling due to bank note with a hired car.
More than once, as if glancing at one’s next,
freeze on the run in a hurry
and remember how the predatory eastern dawn
stood up over the strait.
And again you turn your speech to a double
somewhere where only doubles live
where the pastures are not divided by the herds, and the drovers do not reap,
and the waters from somewhere know that there’s nowhere to flow.
You tell him two or a hundred
sides, through the mirror:
"We were with you in Istanbul, so what?"
Nothing, even sad. Смотрите также: | |
