Что за образ возник предо мною в полуденном зное?
То ли это творенье небесное, то ли земное?
Не его ли всегда различал я по снам и виденьям?
Не его ли я сделал воистину собственной тенью?
Были стрелы Амура верны, и не знали пощады,
Перед ними бессильны железо и мрамор колонн.
Лучше б грудь мне пробила копьем молодая Паллада,
Лучше б в камень меня обратил золотой Аполлон!
...Сердце глупое рвется наружу от страха и счастья.
Я обидел Киприду - и я в ее мстительной власти.
Я сижу у ручья, я смотрю на свое отраженье,
Я люблю этот лик - я не в силах прогнать наважденье!
Только эхо смеется в горах, и не ведает горя,
И несет мои слезы в залив голубая река.
Оттого так вода солона у Эгейского моря,
И печально вздыхает волна возле кромки песка.
Я смотрелся в глаза двойника, и в стремительность жеста.
Водной глади коснулась рука - мне не двинуться с места.
Я хотел бы почувствовать плоть, а не холод озноба...
Если ступит двойник мой за грань - то погибнем мы оба.
Я в венке из полуденных роз пробужденья не чаю,
Я корнями, как цепкий сорняк, в этот берег пророс.
Легконогий Гермес не избавит меня от печали,
И хмельной Дионис не одарит забвением лоз.
...А за лесом рыдала свирель о любви безответной.
Ей внимали дриады, попарно усевшись на ветках,
И раскрылась бутоном душа моя в стебле высоком,
Белоснежным цветком с ароматом хмельным и жестоким.
И разбитое сердце мое стало лиственным соком,
И заплакал рассеянный Пан, наклонясь надо мной,
Ему вторили боги морей, и ручьев, и потоков,
И вздыхала вода, и играла прибрежной волной...
Только эхо смялось в горах, и не ведало горя,
Унесла мои слезы в залив голубая река.
Оттого так вода солона у Эгейского моря,
Оттого возле моря печаль неизменно легка. What kind of image appeared before me in the heat of the midday?
Whether it's creation of heaven, or earth?
Is not it always distinguished by I dreams and visions?
Is not it I did indeed own shadow?
Cupid's arrows were correct and did not know mercy,
Before them powerless iron and marble columns.
Better if I broke through the chest with a spear young Pallas,
It would be better to stone me to turn golden Apollo!
... The heart of fools is torn out of fear and happiness.
I am offended Kipridy - and I in her vengeful power.
I sit by the creek, I look at my reflection,
I love this face - I can not get rid of obsession!
Only laughs echo in the mountains, and does not know sorrow,
And bear my tears in the Gulf blue river.
Because water is so salty in the Aegean Sea,
And the sad sighs wave near the edge of the sand.
I looked into the eyes of the double, and the rapidity of the gesture.
Surface of the water touched the hand - I do not move.
I would like to feel the flesh, and not cold chills ...
If my twin set foot over the edge - then we both die.
I'm wearing a wreath of roses midday awakening is not tea,
I rooted as tenacious weed sprouted in this beach.
Lightfoot Hermes does not deliver me from sadness,
And drunken Dionysus not bestow forgetfulness vines.
... And the forest crying flute of love unrequited.
She listened to the Dryads, sitting in pairs on the branches,
And my soul opened bud in the stem high,
White flowers with a heady fragrance and cruel.
And my heart was broken leaf juice,
And wept scattered Pan, leaning over me,
He was seconded by the gods of the seas and the streams, and streams,
And sighed water, and played coastal wave ...
Only echo crumpled in the mountains, and they know not grief,
Took my tears in the Gulf blue river.
Because water is so salty in the Aegean Sea,
Near the sea because sadness always easy. Смотрите также: | |
