Как долго, Родина, я ехала к тебе,
Через слепое детство на чужбине,
И через юность, равнодушную к судьбе,
Не верившую прописным святыням,
Я в путь отправилась к тебе давно,
Еще в тот день, в сорок четвертом, в мае,
Когда судьба прикладом стукнула в окно
И прогнала мой род с родного края.
Пускай я родилась десятки лет спустя -
В моей крови стучат воспоминанья,
И душит горло боль, рассудок мой мутя,
Я там, я среди них, начавших путь в изгнанье.
Мне мать велела в узел завязать
Свою одежку, медный таз с кувшином,
А мне важнее было куклу взять,
Хоть нос отбит у ней, но глаз ведь синий.
В Алушту к мужу в госпиталь вчера
Я уходила в легком крепдишине,
А утром, всех согнав с больничного двора,
Нас погрузили в крытые машины.
В тот день пошла в соседний городок
Узнать о брате, храбром партизане,
А сына - шел ему четвертый лишь годок –
Везут в Сибирь, меня - к Узбекистану.
Потом теряла я на станциях детей
И умирала на руках соседей,
Длину пути считала сотнями смертей,
В огне тифозном Родиною бредя.
Потом за проводкой колючею жила
Под Бекабадом, Ферганой, Ангрене
И с кизяком сырым в печурке жгла
Я боль свою за мнимую измену.
Потом в чужой земле я хоронила мать,
Куском платка прикрыв ей тело малость,
Ведь белый саван негде было взять,
Что мать на смерть хранила - там осталось.
Потом месила глину на слезах.
Дом строила с десятилетним сыном,
Его растила, в нем С надеждою в глазах:
Вернуться должен он домой с чужбины.
Сто судеб у меня, сто жизней, сто смертей,
Я их несу давно в открытом сердце,
Я еду, Родина ста тысячью путей
К тебе...
Когда ж мы будем вместе? How long, Homeland, I went to you,
A blind childhood in exile,
And through adolescence, indifferent to the fate,
Not verivshuyu uppercase shrines,
I went on a journey for a long time to you,
Back in the day, at forty-four, in May,
When the butt of destiny knocked at the window
And I drove my family to his native land.
Let I was born ten years later -
In my blood pounding memories,
And strangling throat pain, my mind Mutya,
I was there, I was among them, started on the way to exile.
I told the mother to tie the knot
His clothes, copper basin with a pitcher,
And to me it was more important to take a doll,
Though repulsed from her nose, but the eye in fact blue.
In Alushta to her husband to the hospital yesterday
I went in a light krepdishine,
And in the morning, all driven from the hospital yard,
We were loaded into covered car.
On that day I went to the neighboring town
Learn about his brother, the brave partisan,
A son - he was only the fourth godok -
Driven to Siberia, I - Uzbekistan.
Then I lost the children stations
And he died at the hands of neighbors,
The length of the path considered hundreds of deaths,
In the birthplace of fire typhoid delirium.
Then he lived for the barbed-wired
Under Bekabad, Fergana, Angren
And with raw dung in the stove burned
I ache for my imaginary treason.
Then in a strange land, I buried her mother,
Pieces of shawl covering her body a little,
After all, a white shroud had nowhere to take,
What kept her mother to death - there is left.
After kneading the clay into tears.
The house is built with a ten-year son,
His raised in it with hope in his eyes:
Back home, he must with the foreign country.
One hundred fates I have a hundred lives, a hundred deaths,
I am a long time in their open heart,
I'm going, Homeland hundred thousand ways
To you...
When will we be together? Смотрите также: | |
