Вечер закатит единственный глаз, как Кутузов.
Капля за каплей, наполнится лаской кургузой
старый домишко, в котором стекаются с радиовышки искусства
в поток радирифмия
ручьи, что в потоп родили меня,
такого писаку без вкуса.
Бьются безумия волны о стены -
это лишь вопли соседей.
Своим неуместным вопросом о боге мне гости в передней оставили лужу,
как взрослые дети,
что стали балластом ненужным.
Единственный выход - окно,
единственный выход - наружу,
средь людей себя обнаружить.
Крик чаек в мгновение стих.
На море Неверия штиль
мою каравеллу волнует -
вы б, если бы я был во не, ущипнули?
и сам я вообще существую?
Но заводь молчит,
заводь молчит.
заводь молчит.
заводь молчит.
The evening rustles the only eye as Kutuzov.
Drop behind the drop will be filled with caressing cough
Old Domishko, in which flocking with radio hairs of art
in the flow of the radio
streams that in the flood gave birth to me
Such a writer without taste.
Beat madness waves about the wall -
It is only screaming neighbors.
His inappropriate question about God, I left the guests in the front
as adult children
What became ballast unnecessary.
Single output - window
the only way out is out
Medium people detect themselves.
Creek chum in a moment of verse.
On the sea disbelief calm
My caravel is worried -
You b, if I were in no, pinned?
And I myself exist?
But the creek is silent,
Creek is silent.
Creek is silent.
Creek is silent.
