Вот недели были: как бог рисовал рукой.
Горький марганец лился, кровь заливала глаз.
Сиротился мой город, жался к тебе рекой,
Шлюховатой Москвой-рекой, не прося ни ласк
Ни хотя бы твоей божественной крутизны:
Пары строчек - когда-нибудь опознать могилку.
Ты - мозоли на пальцах, ты вмятинки от струны.
Ты не стоишь ни слова, ни ссадинки, ни ухмылки.
Погляди - я истерся, выцвел, переболел!..
Мне тут девушки пишут "Здравствуйте, вам легчает?"
Я привычно строчу "I`m fine". Это мой предел,
Это стиль - воспевать того, кто не замечает,
Как закат над домами затеплился и погас.
У соседки играет блюз, фонари мерцают.
Вот нелепо и жутко - стать властелином фраз,
Чтобы петь для того, кто дремлет в концертном зале.
Here weeks were like a god painted by hand.
Bitter manganese poured blood into his eyes.
Orphans of my city, you clung to the river,
Shlyuhovatoy Moscow River, without asking any caresses
Nor even your divine slope:
Couple of lines - ever identify grave.
You - calluses on your fingers, you vmyatinki from the string.
You're not worth anything, nor ssadinki or smirk.
Look - I frayed, faded, ill! ..
I then girls write & quot; Hello, you legchaet? & Quot;
I scribbled usual & quot; I`m fine & quot ;. This is my limit,
This style - sing the one who does not notice
As the sunset over the houses zateplilas and went out.
A neighbor plays blues, lights flicker.
That is ridiculous and scary - to become a master of phrases
To sing for the one who slumbers in the concert hall.
