Устал и истощился вечер,
Ты спишь, беспечен, вычислив количество овечек.
Город как пирамидка из колечек,
Каждый человечек в нём наполовинку искалечен.
Молчит диспетчер, пуст автоответчик
И не стоит свеч игра в любит/не любит, в чёт и нечет.
Одни долечиваются, либо они далече,
У других девиз: дивиться нечему, делиться нечем.
Пока родители кутят и тратят,
Знай, тебя укладывает спать популярный писатель.
Но тебе на эти статусы плевать,
Ведь пока тебя впечатляет найденный оловянный солдатик.
Где-то лунатик крутит радио,
Оттуда голос мэра призывает взять и покарать их.
Кого конкретно – без понятия, в городе казни
Власть и плутократия переплетаются в объятиях
Утомлённые днём мы поём
Колыбельные до тёмных времён.
Что ещё остаётся нам?
Смысл бороться, сила тьмы восстаёт со дна.
Спи спокойно, район, мы поём
Колыбельные до тёмных времен.
Чем ещё заниматься тут?
Сопротивляться глупо, мрак – водолаз да спрут.
Утомлённые днём мы поём
Колыбельные до тёмных времен.
Что ещё остаётся нам?
Смысл бороться, сила тьмы восстаёт со дна.
Чернилом накрывают крыши,
Неслышно проникая в швы и заполняют ниши.
Чем ближе кипишь с патрулями слышен,
Тем ты хуже спишь, во сне бежишь куда-то, чаще дышишь.
За окнами холодный макро-космос,
Массы мокрых спин, промозглый дым,
Встаёт гора наростом.
Под ней руда, камней обвал,
Сверху кварталов грозди, банды, наркота,
Жандармы варварски винтят подростков.
Ты ещё мал и не подозреваешь,
Как подозреваемых снимают сотни скрытых камер.
Я не пассионарий, чтобы в каземате прозябать,
Но то, что назревает, называется концлагерь .
Сгущаю краски, завтра новый бой,
За бабки территорию контроль и каждый в роли войска.
Вокруг тебя недобрый мир, его террор и боль вся.
С головой укройся, крепко спи и ничего не бойся.
Tired and exhausted evening
You sleep, careless, calculating the number of lambs.
The city is like a pyramid of ringlets,
Every little man in it is half crippled.
The dispatcher is silent, the answering machine is empty
And it’s not worth the candle. The game in loves / does not love, even and odd.
Some are cured, or they are farther,
Others have a motto: there is nothing to marvel at, nothing to share.
While parents are wracking and spending,
Know that a popular writer puts you to bed.
But you don't care about these statuses
After all, while you are impressed by the found tin soldier.
Somewhere a sleepwalker turns a radio
From there, the mayor's voice calls for taking and punishing them.
Who specifically - without a clue, in the city of execution
Power and plutocracy intertwine
Burnt by the day we sing
Lullabies until dark times.
What else remains for us?
The meaning of the fight, the power of darkness rises from the bottom.
Sleep well district, we sing
Lullabies until dark times.
What else to do here?
Foolish to resist, gloom - a diver and an octopus.
Burnt by the day we sing
Lullabies until dark times.
What else remains for us?
The meaning of the fight, the power of darkness rises from the bottom.
Roofs are covered with ink
Silently penetrating into the seams and fill niches.
The closer you boil with patrols heard
That makes you sleep worse, you run away in a dream, you breathe more often.
Outside the windows, cold macro space
Masses of wet backs, dank smoke,
The mountain rises outgrowth.
Under it is ore, stones collapse,
Above the blocks, gangs, dope,
Gendarmes barbarously screw teenagers.
You are still small and do not suspect
As suspects, hundreds of hidden cameras are filmed.
I’m not a passionator to vegetate in a casemate,
But what is brewing is called a concentration camp.
I am thickening colors, tomorrow a new fight,
For grandmother territory control and each in the role of troops.
Around you is an unkind world, all its terror and pain.
Take cover with your head, sleep soundly and fear nothing. Смотрите также: | |
