Дметриус-император
(1591—1613)
Ю. Л. Оболенской
Убиенный много и восставый,
Двадцать лет со славой правил я
Отчею Московскою державой,
И годины более кровавой
Не видала русская земля.
В Угличе, сжимая горсть орешков
Детской окровавленной рукой,
Я лежал, а мать, в сенях замешкав,
Голосила, плача надо мной.
С перерезанным наотмашь горлом
Я лежал в могиле десять лет;
И рука Господняя простёрла
Над Москвой полетье лютых бед.
Голод был, какого не видали.
Хлеб пекли из кала и мезги.
Землю ели. Бабы продавали
С человечьим мясом пироги.
Проклиная царство Годунова,
В городах без хлеба и без крова
Мёрзли у набитых закромов.
И разъялась земная утроба,
И на зов стенящих голосов
Вышел я — замученный — из гроба.
По Руси что ветер засвистал,
Освещал свой путь двойной луною,
Пасолнцы на небе засвечал.
Шестернёю в полночь над Москвою
Мчал, бичом по маковкам хлестал.
Вихрь-витной, гулял я в ратном поле,
На московском венчанный престоле
Древним Мономаховым венцом,
С белой панной — с лебедью — с Мариной
Я — живой и мёртвый, но единый —
Обручался заклятым кольцом.
Но Москва дыхнула дыхом злобным —
Мёртвый я лежал на месте Лобном
В чёрной маске, с дудкою в руке,
А вокруг — вблизи и вдалеке —
Огоньки болотные горели,
Бубны били, плакали сопели,
Песни пели бесы на реке…
Не видала Русь такого сраму!
А когда свезли меня на яму
И свалили в смрадную дыру —
Из могилы тело выходило
И лежало цело на юру.
И река от трупа отливала,
И земля меня не принимала.
На куски разрезали, сожгли,
Пепл собрали, пушку зарядили,
С четырёх застав Москвы палили
На четыре стороны земли.
Тут тогда меня уж стало много:
Я пошёл из Польши, из Литвы,
Из Путивля, Астрахани, Пскова,
Из Оскола, Ливен, из Москвы…
Понапрасну в обличенье вора
Царь Василий, не стыдясь позора,
Детский труп из Углича опять
Вёз в Москву — народу показать,
Чтобы я на Царском на призоре
Почивал в Архангельском соборе,
Да сидела у могилы мать.
А Марина в Тушино бежала
И меня живого обнимала,
И, собрав неслыханную рать,
Подступал я вновь к Москве со славой…
А потом лежал в снегу — безглавый —
В городе Калуге над Окой,
Умерщвлён татарами и жмудью…
А Марина с обнажённой грудью,
Факелы подняв над головой,
Рыскала над мёрзлою рекой
И, кружась по-над Москвою, в гневе
Воскрешала новых мертвецов,
А меня живым несла во чреве…
И пошли на нас со всех концов,
И неслись мы парой сизых чаек
Вдоль по Волге, Каспию — на Яик, —
Тут и взяли царские стрелки
Лебедёнка с Лебедью в силки.
Вся Москва собралась, что к обедне,
Как младенца — шёл мне третий год —
Да казнили казнию последней
Около Серпуховских ворот.
Так, смущая Русь судьбою дивной,
Четверть века — мёртвый, неизбывный
Правил я лихой годиной бед.
И опять приду — чрез триста лет.
19 декабря 1917
Коктебель
Detribus Emperor.
(1591-1613)
Yu. L. Obolenskaya
Killed a lot and rebar,
Twenty years with glory rules i
Music Music Department,
And godina more bloody
Did not see the Russian land.
In Uglich, squeezing the handful of nuts
Children's bloody hand
I lay, and my mother, in the Seine is confused,
Bowling, crying for me.
With converted throat
I lay in the grave of ten years;
And the hand of the Lord spread
Above Moscow to fly a loud trouble.
Hunger was, which did not see.
Bread baked from feces and mezgi.
Earth ate. Baba sold
With humane meat pies.
Situer Kingdom Godunova,
In cities without bread and no bed
Murzley from stuffed covers.
And the earth's womb was illuminated,
And on the call of wall votes
I came out - tortured - from the coffin.
According to Rus that the wind has witnessed,
Illuminated his way double moon
Passover in the sky lit up.
Six at midnight over Moscow
Rolling, whipped on the patchwork.
Vortex-Vita, I walked in the rollery field,
On the Moscow Vented Prerest
Ancient monomakhov crown,
With a white panel - with a swan - with Marina
I am a living and dead, but one -
Having enjoyed a sworn ring.
But Moscow breathed his breath -
The dead I lay on the site of the frontal
In a black mask, with a hand in hand,
And around - near and away -
Marsh lights burned
Bubnes beat, cried sniffs,
Songs sang demons on the river ...
I did not see Russia so!
And when they brought me to the pit
And dumped into a rapid hole -
From the grave body went out
And I was lying in Jura.
And the river from the corpse cast,
And the earth did not take me.
On pieces cut, burned,
Ash collected, the gun charged,
With four stamina, the Moscow is paled
On four sides of the earth.
Then there was a lot of me:
I went from Poland, from Lithuania,
From Putivl, Astrakhan, Pskov,
From Oskol, Liven, from Moscow ...
Included in the decoration of thief
King Vasily, without having a shame,
Children's corpse from coal again
Vioz to Moscow - the people show
So that I'm on a royal on the prize
He won in the Arkhangelsk Cathedral,
Yes, sat at the Mother's grave.
And Marina in Tushino fled
And I hugged my lively
And, collecting the unheard of rhe
I approached Moscow again with glory ...
And then lying in the snow - shapeless -
In the city of Kaluga over the Okoy,
Caught by Tatars and Zhmudu ...
And Marina with naked breasts,
Torches raising above your head
Russed over the Merzloe River
And, circling over Moscow, in anger
Resurrected new dead,
And I was alive in the womb ...
And went to us from all over
And we rushed by a couple of nasy chas
Along the Volga, Caspian - on Yik, -
Here and took the royal arrows
Swan swan in the silt.
All Moscow gathered that for lunch,
Like a baby - I went to me the third year -
Yes executed the forefront
Near the Serpukhov gate.
So, the confusion of Russia is a fateful
A quarter of a century - dead, inadequate
Rules I'm a dashing year of trouble.
And I will come again - after three hundred years.
December 19, 1917.
Koktebel Смотрите также: | |
