"Ко всенощной. Валенки наденешь, тулупчик из барана, шапку, башлычок, – мороз и не щиплет. Выйдешь – певучий звон. И звезды. Калитку тронешь, – так и осыплет треском. Мороз! Снег синий, крепкий, попискивает тонко-тонко. По улице – сугробы, горы. В окошках розовые огоньки лампадок. А воздух... – синий, серебрится пылью, дымный, звездный. Сады дымятся. Березы – белые виденья. Спят в них галки. Огнистые дымы столбами, высоко, до звезд. Звездный звон, певучий, – плывет, не молкнет; сонный, звон-чудо, звон-виденье, славит Бога в вышних, – Рождество.
Идешь и думаешь: сейчас услышу ласковый напев-мо-литву, простой, особенный какой-то, детский, теплый... – и почему-то видится кроватка, звезды.
Рождество Твое, Христе Боже наш,
Возсия мирови Свет Разума...
И почему-то кажется, что давний-давний тот напев священный... был всегда. И будет.
На уголке лавчонка, без дверей. Торгует старичок в тулупе, жмется. За мерзлым стеклышком – знакомый Ангел с золотым цветочком, мерзнет. Осыпан блеском. Я его держал недавно, трогал пальцем. Бумажный Ангел. Ну, карточка... осыпан блеском, снежком как будто. Бедный, мерзнет. Никто его не покупает: дорогой. Прижался к стеклышку и мерзнет.
Идешь из церкви. Все – другое. Снег – святой. И звезды – святые, новые, рождественские звезды. Рождество! Посмотришь в небо. Где же она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вон она: над Барминихиным двором, над садом! Каждый год – над этим садом, низко. Она голубоватая. Святая. Бывало, думал: “Если к ней идти – придешь туда. Вот, прийти бы... и поклониться вместе с пастухами Рождеству! Он – в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне... Только не дойдешь, мороз, замерзнешь!” Смотришь, смотришь – и думаешь: “Волсви же со звездою путеше-эствуют!..”
Волсви?.. Значит – мудрецы, волхвы. А, маленький, я думал – волки. Тебе смешно? Да, добрые такие волки, – думал. Звезда ведет их, а они идут, притихли. Маленький Христос родился, и даже волки добрые теперь. Даже и волки рады. Правда, хорошо ведь? Хвосты у них опущены. Идут, поглядывают на звезду. А та ведет их. Вот и привела. Ты видишь, Ивушка? А ты зажмурься... Видишь – кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик, ручкой манит?.. Да, и волков... всех манит. Как я хотел увидеть!.. Овцы там, коровы, голуби взлетают по стропилам... и пастухи, склонились... и цари, волхвы... И вот, подходят волки. Их у нас в России много!.. Смотрят, а войти боятся. Почему боятся? А стыдно им... злые такие были. Ты спрашиваешь – впустят? Ну, конечно, впустят. Скажут: ну, и вы входите, нынче Рождество! И звезды... все звезды там, у входа, толпятся, светят... Кто, волки? Ну, конечно, рады.
Бывало, гляжу и думаю: прощай, до будущего Рождества! Ресницы смерзлись, а от звезды все стрелки, стрелки...
Зайдешь к Бушую. Это у нас была собака, лохматая, большая, в конуре жила. Сено там у ней, тепло ей. Хочется сказать Бушую, что Рождество, что даже волки добрые теперь и ходят со звездой... Крикнешь в конуру – “Бушуйка!”. Цепью загремит, проснется, фыркнет, посунет мордой, добрый, мягкий. Полижет руку, будто скажет: да, Рождество. И – на душе тепло, от счастья." "To the all-night service. You’ll put on felt boots, a sheepskin coat, a hat, a little headlet — frost and it won’t pinch out. You leave — a melodious ringing. And the stars. If you touch the gate, it will shower with a bang. Frost! The snow is blue, strong, peeping thinly and thinly. Along the street are snowdrifts, mountains. In the windows there are pink lights of lamps. And the air ... is blue, silvering with dust, smoky, starry. Gardens are smoking. Birch trees are white visions. Jackdaws sleep in them. Flaming smoke pillars high up to the stars. The star-ringing, melodious - floats, does not shut; sleepy, ringing-miracle, ringing-vision, praises God in the highest, - Christmas.
You go and think: now I’ll hear a gentle chorus-prayer, simple, special, kind, childish, warm ... - and for some reason you see a bed, stars.
Your Christmas, Christ our God,
Ascension of the World Light of Reason ...
And for some reason, it seems that a long, long time that holy chant ... has always been. And will be.
On the corner of the shop, without doors. Trades an old man in a sheepskin coat, presses. Behind the frozen glass - the familiar Angel with a golden flower, freezes. Showered with brilliance. I held it recently, touching it with my finger. Paper Angel. Well, the card ... is showered with glitter, as if snow. Poor, freezing. Nobody buys it: dear. He pressed himself against the glass and freezes.
You go out of church. Everything is different. Snow is a saint. And the stars are holy, new, Christmas stars. Christmas! Look at the sky. Where is she, that old star that appeared to the magi? There she is: over the Barminikhin yard, over the garden! Every year - over this garden, low. She is bluish. Holy I used to think: “If you go to her, you will come there. Here, come ... and bow to the shepherds with Christmas! He’s in a manger, in a small feeding trough, like in a stable ... Just don’t reach, frost, you will freeze! ” You look, you look, and you think: “Wise, they travel with the star! ..”
Wolves? .. So - wise men, sorcerers. Ah, little one, I thought - wolves. Are you funny Yes, such kind wolves, I thought. The star leads them, and they go, quiet down. Little Christ was born, and even good wolves now. Even the wolves are happy. Really, okay, right? Their tails are down. They go, glancing at the star. And she leads them. So she brought it. Do you see, Ivushka? And you screw up your eyes ... You see - a feeding trough with hay, a light-blond boy, beckoning with a pen? .. Yes, and wolves ... beckoning everyone. As I wanted to see! .. Sheep there, cows, pigeons fly up the rafters ... and shepherds bowed ... and kings, magi ... And now, wolves come up. We have a lot of them in Russia! .. They are watching, but they are afraid to enter. Why are you afraid? And they are ashamed ... they were evil. You ask - will they let me in? Well, of course, they will let me in. They will say: well, and you come in, now Christmas! And the stars ... all the stars there, at the entrance, crowd, shine ... Who, wolves? Well, of course, glad.
I used to look and think: goodbye, until next Christmas! The eyelashes froze, and from the star all the arrows, arrows ...
You go to Bushuyu. We had a dog, shaggy, big, lived in a kennel. She has hay there, warm to her. I would like to say to Bush that Christmas, that even good wolves now walk with a star ... You shout into the kennel - “Bush!” The chain will rattle, wake up, snort, put its face in the face, kind, soft. He licks his hand as if to say: yes, Christmas. And - the soul is warm, with happiness. " | |
