ПРОЩАЙТЕ, МАДЕМУАЗЕЛЬ ВЕРОНИКА
I
Если кончу дни под крылом голубки, что вполне реально, раз мясорубки становятся роскошью малых наций - после множества комбинаций Марс перемещается ближе к пальмам; а сам я мухи не трону пальцем даже в ее апогей, в июле - словом, если я не умру от пули, если умру я в постели, в пижаме, ибо принадлежу к великой державе,
II
то лет через двадцать, когда мой отпрыск, не сумев отоварить лавровый отблеск, сможет сам зарабатывать, я осмелюсь бросить свое семейство - через двадцать лет, окружен опекой по причине безумия, в дом с аптекой я приду пешком, если хватит силы, за единственным, что о тебе в России мне напомнит. Хоть против правил возвращаться за тем, что другой оставил.
III
Это в сфере нравов сочтут прогрессом. Через двадцать лет я приду за креслом, на котором ты предо мной сидела в день, когда для Христова тела завершались распятья муки - в пятый день Страстной ты сидела, руки скрестив, как Буонапарт на Эльбе. И на всех перекрестках белели вербы. Ты сложила руки на зелень платья, не рискуя их раскрывать в объятья.
IV
Данная поза, при всей приязни, это лучшая гемма для нашей жизни. И она - отнюдь не недвижность. Это - апофеоз в нас самих предмета: замена смиренья простым покоем. То есть новый вид христианства, коим долг дорожить и стоять на страже тех, кто, должно быть, способен, даже когда придет Гавриил с трубою, мертвый предмет продолжать собою!
V
У пророков не принято быть здоровым. Прорицатели в массе увечны. Словом, я не более зряч, чем Назонов Калхас. Потому прорицать - все равно, что кактус или львиный зев подносить к забралу. Все равно, что учить алфавит по Брайлю. Безнадежно. Предметов, по крайней мере, на тебя похожих на ощупь, в мире, что называется, кот наплакал. Какова твоя жертва, таков оракул.
VI
Ты, несомненно, простишь мне этот гаерский тон. Это лучший метод сильные чувства спасти от массы слабых. Греческий принцип маски снова в ходу. Ибо в наше время сильные гибнут. Тогда как племя слабых - плодится и врозь и оптом. Прими же сегодня, как мой постскриптум к теории Дарвина, столь пожухлой, эту новую правду джунглей.
VII
Через двадцать лет, ибо легче вспомнить то, что отсутствует, чем восполнить это чем-то иным снаружи; ибо отсутствие права хуже, чем твое отсутствие,- новый Гоголь, насмотреться сумею, бесспорно, вдоволь, без оглядки вспять, без былой опаски,- как волшебный фонарь Христовой Пасхи оживляет под звуки воды из крана спинку кресла пустого, как холст экрана.
VIII
В нашем прошлом - величье. В грядущем - проза. Ибо с кресла пустого не больше спроса, чем с тебя, в нем сидевшей Ла Гарды тише, руки сложив, как писал я выше. Впрочем, в сумме своей, наших дней объятья много меньше раскинутых рук распятья. Так что эта находка певца хромого сейчас, на Страстной Шестьдесят Седьмого, предо мной маячит подобьем вето на прыжки в девяностые годы века.
IX
Если меня не спасет та птичка, то есть если она не снесет яичка, и в сем лабиринте без Ариадны (ибо у смерти есть варианты, предвидеть которые - тоже доблесть) я останусь один и, увы, сподоблюсь холеры, доноса, отправки в лагерь, то - если только не ложь, что Лазарь был воскрешен, то я сам воскресну. Тем скорее, знаешь, приближусь к креслу.
X
Впрочем, спешка глупа и греховна. Vale! То есть некуда так поспешать. Едва ли может крепкому креслу грозить погибель. Ибо у нас, на Востоке, мебель служит трем поколеньям кряду. А я исключаю пожар и кражу. Страшней, что смешать его могут с кучей других при уборке. На этот случай я даже сделать готов зарубки, изобразив голубки голубки. Farewell, Mademoiselle VERONICA
I
If you finish the days under the wing of a dove, that is realistic, time mincer become a luxury small nations - after numerous combinations Mars moves closer to the palms; and I myself the flies will not lay a finger even in its apogee in July - In short, if I do not die from a bullet, if I die in bed, wearing pajamas, because I belong to a great power,
II
then twenty years later, when my son, failing otovarit bay glint, he can earn, I dare quit his family - through twenty years, surrounded by the care by reason of insanity in the house pharmacy I'll come on foot, if you have enough power, for the only thing about you in Russian I recall. Although against the rules return for the fact that the other left.
III
It is in the area of morals deem progress. After twenty years, I have come for the chair, where you are sitting in front of me a day when the body of Christ ended in crucifixion flour - on the fifth day of Holy you sat, hands crossed as Buonaparte on the Elbe. And in all intersections were white willow. You put her hands on a green dress, without risking their opening in arms.
IV
This position, with all affection, Gemma is the best for our lives. And she - not immobility. It - apotheosis in ourselves the subject: replacing the simple humility peace. That is a new kind of Christianity, whom duty to cherish and to be on guard those who must be able to even when Gabriel comes with a trumpet, dead thing keep him!
V
The prophets are not accepted to be healthy. Diviners bulk maimed. In short, I sighted more than Naso Calchas. Therefore prophesy - is like a cactus or snapdragons bring to the visor. Anyway, that teach the alphabet in Braille. Hopelessly. Items at least, thee similar to the touch, in the world, they say, enough to swear. What is your sacrifice, this is the oracle.
VI
You will surely forgive me this gaersky tone. This is the best method strong feelings of the masses to save weak. Greek mask principle again in turn. For in our time Strong die. Then the tribe weak - breeds and apart and wholesale. Take the same today as my postscript Darwin's theory is so faded, this new truth of the jungle.
VII
Twenty years later, because it is easier to remember what is missing, make up what it is something different from the outside; for lack of the right worse than your absence - a new Gogol, I get enough I can, no doubt, plenty, without looking back, without fear of the former - as the magic lantern of Easter animates under the sounds of water from the tap chair empty as the canvas screen.
VIII
In our past - greatness. In the future - prose. For with empty chair is no longer in demand, than you, it sat quietly La Guardia, hands clasped, as I wrote above. However, in sum, the present day embrace much less than the crucifixion outstretched hands. So this finding lame singer Now, in the Holy sixty-seventh, before me looms likeness veto to jump in the nineties of the century.
IX
If I can not save that bird, that is, if it will carry the eggs, and in this labyrinth without Ariadne (Because in death there are options, foresee that - the same valor) I was left alone, and, alas, spodoblyus cholera, denunciation, sent to the camp, then - unless you lie that Lazarus was resurrected, then I'll rise again. But soon, you know, I draw near to the chair.
X
However, the rush is foolish and sinful. Vale! That is nowhere so make haste. Hardly sturdy chair can face death. For us, in the East, furniture It serves three generations in a row. But I rule out a fire and theft. Scary that can mix it with a heap other when cleaning. In that case, I'm even ready to make a notch, depicting a dove doves. Смотрите также: | |