Она не умела одеваться. Она
Не была красивой, казалась смешной.
Писала с ошибками, мало читала,
Курила сигареты, одну за одной.
Она любила плохое кино,
На запястье носила тяжелый браслет,
Красила губы морковной помадой,
Никто не знал, сколько ей лет.
Мы сидели в проходе, на самой галерке,
В бокалах таяли кубики льда.
Забыв обо всем, затаив дыханье,
Мы слушали, как она пела тогда.
Когда она пела, притихли бульвары,
На дальних планетах рождались моря,
Ломались часы, распускался багульник,
Снежные псы толпились в дверях.
Пока она пела, мелькали столетья,
Плакал швейцар, вспоминая войну.
Чей-то ребенок вышел на сцену
С красным цветком, и потрогал струну.
Она улыбнулась кому-то из зала,
Спела на бис очень грустный мотив.
Выйдя в фойе, надевая пальто,
Мы больше не знали, куда нам идти.
She did not know how to dress. She
Was not beautiful, seemed ridiculous.
Wrote with errors, a little reading,
Smoked cigarettes, one by one.
She loved a bad movie,
On the wrist wore a heavy bracelet,
Lipstick lipstick carrot,
No one knew how old she was.
We sat in the aisle at the gallery itself,
In the glass melting ice cubes.
Forgetting all the breathless
We listened as she sang then.
When she sang, silenced boulevards,
On distant planets were born of the sea,
Loma hours, spread wild rosemary,
Snow Dogs huddled in the doorway.
While she sang, flashed century
Cried the porter, remembering the war.
Someone's child came on the scene
With a red flower, and touched the string.
She smiled at someone from the audience,
Sang an encore very sad tune.
Once in the lobby, putting on his coat,
We no longer know where to go.
