Ты принимаешь все, без тени сомнения, без боли и рвения, это одолжение самому себе, делаю заметки на бороде, моя решительность томится на слабом огне.
Уносится состав, на покрытых пеплом сапогах еще видна погода февраля и священный страх. Не знаю сколько простою еще на этих костылях.
Не гоже просить, лучше в углу тихо сгнить. Покрываюсь черными разводами, пренебрегаю погонами, ведь моя колокольня с каждым годом выше над понтонами
Такая свобода не каждому дана. А на плечах всего одна голова, да и та на нитках держится едва.
Каждый день принимать себя, делать из мухи слона, получать сполна и отправлять отчет в никуда. Пока мимо бегут поезда.
Строим планы на лето, отпеваем детство и она, она шикарно одета.
На щеках горят огни, чуть светлее самой солнечной зимы.
За сильными чертами прячутся черти с хвостами, а над нами высятся столпами мертвые в угаре.
Наблюдают за псами, мы в стае, в перманентном раздрае, стоим на краю обрыва с завязанными глазами.
Обхожусь одноколейными мостами. Беспокоюсь и слежу за родными берегами. Иногда не появляюсь годами, но на переправе знают, что я с вами.
Это дух поколения уносит нас течением, с видом отшельника пишу картину всеобщего прощения.
Закручу болты потуже, разбегусь и прыгну в лужу, лишь бы только не быть готовым к предстоящей стуже.
Что стряхнет с нас пыль и покажет искусство, во всем его величии, надменно крылатом отличии от голого чувства.
Даю обет, что не стану смеяться и буду меняться, приструню в себе поганца
Будет дерево и будет дом, и кто-то обязательно поселится в нем.
Ну а пока я тут, стою и жду волну, и матери не обязательно знать, куда я этим вечером уйду.
У подножия великой стены я встречу вас и предложу цветы,
Дальше все пойдет по накатанной, и в конце все поймут, что были обмануты. You take all, without a shadow of a doubt, without pain and zeal is a favor to yourself, take notes on the beard, my determination to languish on low heat.
Blowin up, covered with ashes on his boots still visible weather in February and sacred fear. I do not know just yet how much these crutches.
Do not unseemly to ask better in the corner quietly rot. Covered with black stains, neglect straps, because my belfry above every year over pontoons
Such freedom is not given to everyone. And on the shoulders of just one head, and she barely held on strings.
Every day, take yourself to make mountains out of molehills, receive full and send the report to nowhere. While running past the train.
Make plans for the summer, funeral childhood and she is, she smartly dressed.
On the cheeks are burning lights, a little lighter the sunniest winter.
The strong features of hiding the devils with tails, and towering above us in the heat of the pillars of the dead.
Watch the dogs, we pack in permanent disarray, standing on the edge of a cliff blindfolded.
I manage single-track bridges. I worried and watching the native shores. Sometimes you do not appear for years, but in midstream know that I am with you.
This is the spirit takes us over generations, with a view hermit writing picture of universal forgiveness.
Tightened the screws tighter, run and jump in the pool, if only not to be prepared for the upcoming cold.
What do we shake off the dust and show art in all its glory, arrogant winged Unlike naked feelings.
I vow that I will not laugh and I will change a rein heathens
Will the tree and will house and someone will dwell in it.
But while I'm here, I stand and wait for a wave, and the mother does not necessarily know where I'll go tonight.
At the foot of the Great Wall, I'll meet you and offer flowers,
Then everything goes on thumb, and in the end everyone will understand that they were deceived. Смотрите также: | |
