Очень большие трудности у киношников. Самые большие, жуткие трудности у киношников. Прямо не знаешь. Требования к достоверности возросли, а танков старых нет, маузеров мало. Фрак народ носить разучился. Хамство и грубость в Сибири как раз получается ничего, а образование в Петербурге не идет пока. Аристократизм в Петербурге пока не идет. Если герой просто сидит - еще ничего, а как рот откроет - так пока не идет. Или, там, собственное достоинство, вот эта неприкасаемость личности...
Чувствуется, что ему рассказывали. Может, требовали, ругали, зарплаты лишали, по больничному не платили. Ну, чтобы сыграл он чувство этого достоинства. И, видимо, хочет: и голову поднимает, и на цыпочки, и выпивает, чтоб укрепиться, но еще не знает как.
Женская гордость - так, чтоб без мата, изнутри... Ну, еще когда лежит, укрывшись простыней, диктор говорит:
"Гордая очень". А когда откроется, так еще пока не доносит - вздрагивает, косится, и это еще чувствуется.
Граф английский - тоже неловко, боком, все боится войти к себе в замок. Ну, если пиджак от шеи на четверть отстает и шейка как пестик в колоколе, как же ты аристократизм покажешь, если штаны и пиджак надо непрерывно поддерживать?! Или руку королеве целовать, или панталоны держать. И руку пока еще надо у нее искать: она тоже пожать норовит.
Еда не дается пока, вот не само глотание, а еда как трапеза. Старух на консилиум приглашали, но и они подрастеряли искусство еды: тоже норовят целиком заглотнуть и еще - в сумку. А это реквизит.
И старики подзабыли ходьбу такую, чтоб пиджак не двигался отдельно от хозяина. Или - весь гитлеровский штаб в мундирах не по размеру, а диктор говорит, что вся Европа на них работает. Но это все внешне, конечно, и раздражает какого-то одного, кто остался в живых и еще помнит.
Внутренне плохо идут споры, даже литературные. Все как-то придерживаются одного мнения и, ради Бога, не хотят другого, ради Бога.
Пока еще смешно выглядит преданность одного мужчины одной женщине, пока смешно выглядит. И вообще, обращение с женщиной, все эти поклоны, вставания, уважение, преклонение... Их делают, конечно, но за очень дополнительные деньги. Консультант один, лет восьмидесяти двух, тоже уже замотался: Душанбе, Киев, Фрунзе, Ташкент... "Извольте, позвольте", "Только после вас", "Я был бы последним подонком, мадам, если бы оставил вас в соответствующем положении". Не идет фраза: "Позвольте, я возьму на себя" - или: "Вам ведь трудно, разрешите я..." А уж фраза: "Я вами руководил, я отвечу за все" - прямо колом в горле стоит. А такая: "Мне не дорого мое место, дорого наше дело" - получается только по частям.
Сложно пока стало играть эрудированного, мыслящего человека, и хоть исполнитель морщит лоб и прищуривается, такой перекос лица еще не убеждает.
Сохранились костюмы и обувь, но, когда мы над старинной дворянской одеждой видим лицо и всю голову буфетчицы современного зенитного училища, что-то мешает нам поверить в ее латынь.
Группа американских ковбоев на лошадях пока еще криво скачет, и даже у лошадей наши морды.
Ну а там - баночное пиво, омары, крики "Я разорен!" или "Мне в Париж по делу!" хоть и русским языком, но ни исполнитель, ни аудитория этого языка пока не понимают.
Но с уходом стариков со сцены и из зала равновесие между экраном и зрителем постепенно восстанавливается. Very big difficulties at the cinema. The biggest, terrible difficulties at the cinema. You do not know directly. Requirements for reliability increased, but there are no old tanks, Mausers are not enough. Frak people worn to be worn. Rudeness and rudeness in Siberia is just nothing, and the education in St. Petersburg does not go for now. Aristocracy in St. Petersburg does not yet go. If the hero is just sitting - nothing, but how the mouth will open - so does not go. Or, there, self-esteem, here is this personality intact ...
It is felt that he was told. Maybe they demanded, scolded, wages were deprived, they did not pay the hospital. Well, he played a feeling of this dignity. And, apparently, he wants: and his head raises, and on tiptoe, and drinks to strengthen, but still does not know how.
Women's pride - so that without Mata, from the inside ... Well, even when it lies, bypassing a sheet, the announcer says:
"Proud very". And when it opens, it still does not call - it shudders, mowing, and it is still felt.
Count English is also awkward, sideways, everything is afraid to enter your castle. Well, if the jacket from the neck on a quarter behind and the neck like a pestle in the bell, how do you show aristocracy, if pants and jacket need to continuously support?! Or the hand of the queen kissing, or to hold the pantalonons. And the hand is still necessary to look for her: she too shakes striking.
Food is not given yet, here is not swallowing, but food as a meal. The old woman was invited to the conservilium, but they also painted the art of food: they also tormented entirely to swallow and also in the bag. And this props.
And the old people were walking such, so that the jacket was not moving separately from the owner. Or - the entire Hitler headquarters in the uniforms are not in size, and the speaker says that all Europe works on them. But it's all outwardly, of course, and annoys someone who remained alive and remembers.
Internally, disputes are bad, even literary. Everyone somehow adheres to one opinion and, for God's sake, do not want the other, for God's sake.
The dedication of one man is still funny, one woman looks like funny. In general, handling a woman, all these bows, getting up, respect, worship ... they do, of course, but for very extra money. The consultant is one, years of eighty and two, also wounded: Dushanbe, Kiev, Frunze, Tashkent ... "Exception, let", "only after you", "I would be the last scum, Madame, if I left you in the appropriate position" . The phrase does not go: "Let me take on myself" - or: "After all, it is difficult for you, let me ..." And the phrase: "I led you, I will answer everything" - right with a stroke. And such: "I am not an expensive place, which is expensive, our business" - it turns out only in parts.
It was difficult to play an erudite, thoughtful person, and even though the performer wrinkles his forehead and squints, such a breakdown of the face does not convince.
The costumes and shoes are preserved, but when we are over the old noble clothes we see the face and the entire head of the buffets of the modern anti-aircraft column, something prevents us from believe in her Latin.
A group of American cowboys on horses is still curly jumping, and even the horses have our muzzles.
Well, there - cannon beer, lobsters, screams "I'm ruined!" Or "To me in Paris in the case!" Although the Russian language, but neither the Contractor nor the audience of this language is not yet understood.
But with the departure of old people from the stage and from the hall the balance between the screen and the viewer is gradually restored. Смотрите также: | |
