Серёжа бомбой на сцену валится, она вскипает под ним, дымя. Она трясется под ним, страдалица, а он, знай, скалится в микрофон тридцатью двумя. Ритм отбивает ногами босыми, чеканит черной своей башкой - и мир идет золотыми осами, алмазной стружкой, цветной мошкой. Сергеич - это такое отчество, что испаряет во мне печаль; мне ничего от него не хочется, вот только длился б и не молчал; чтоб сипло он выдыхал спасибо нам - нам, взмокшей тысяче медвежат, чтоб к звездам, по потолку рассыпанным, кулак был брошен - и вдруг разжат; вот он стоит, и дрожат басы под ним, грохочут, ропщут и дребезжат.
А это Лена, ехидный светоч мой, арабский мальчик, глумливый черт; татуировка цветущей веточкой течет по шее ей на плечо. Она тщеславна, ей страшно хочется звучать из каждого утюга; она едва ли первопроходчица, о нет, - но хватка ее туга. И всяк любуется ею, ахая, догадки строит, как муравей - что за лукавство блестит в глазах ее, поет в рисунке ее бровей; зачем внутри закипает олово, дышать становится тяжелей, когда она, запрокинув голову, смеется хищно, как Бармалей; жестикулирует лапкой птичьею, благоухает за полверсты - и никогда тебе не постичь ее, не уместить ее красоты, - путем совместного ли распития, гулянья, хохота о былом; тебе придется всегда любить ее и быть не в силах объять умом.
Я выхожу, новый день приветствую, январь, на улице минус семь, слюнявит солнышко Павелецкую, как будто хочет сожрать совсем; стою, как масленичное чучело, луч лижет влажно, лицо корежа, и не сказать, чтоб меня не мучило, что я не Лена и не Серёжа. И я хочу говорить репризами, кивать со сцены орущим гущам - надоедает ходить непризнанным, невсесоюзным, невсемогущим; и я бы, эх, собирала клубики, и все б толпились в моей гримерке; но подбираю слова, как кубики, пока не выпадут три семерки. Пока не включит Бог светофора мне; а нет - зайду под своим логином на форум к Богу, а там на форуме все пишут "Господи, помоги нам".
Он помогает, Он ведь не врет же, таких приходит нас полный зал - допустим, Леной или Серёжей Он мне вполне себя доказал. И я гляжу вокруг завороженно, и мое сердце не знает тлена, пока тихонько поет Серёжа мне, пока мне в трубку хохочет Лена; пока они мне со сцены-палубы круги спасательные швыряют, без них я не перезимовала бы, а тут почти конец января ведь.
Один как скрежет морского гравия, другая будто глинтвейн лимонный.
А я так - просто листок за здравие, где надо
каждого
поименно.
Seryozha falls on the stage like a bomb, she boils under him, smoking. She shakes under him, the sufferer, and he, know, grins into the microphone thirty-two. The rhythm beats off with bare feet, chisels with his black head - and the world goes with golden wasps, diamond shavings, colored midges. Sergeich is such a patronymic that evaporates sorrow in me; I don't want anything from him, that's just it lasted and didn't be silent; so that he hoarsely exhales thanks to us - to us, a damp thousand cubs, so that his fist is thrown to the stars, scattered across the ceiling - and suddenly unclenched; here he stands, and the bass trembles beneath him, rumbling, murmuring and rattling.
And this is Lena, my malicious beacon, an Arab boy, a mocking devil; a blooming twig tattoo runs down her neck onto her shoulder. She is vain, she desperately wants to sound from every iron; she's hardly a pioneer, oh no, but her grip is tight. And everyone admires her, ahaya, conjectures like an ant - what kind of guile shines in her eyes, sings in the pattern of her eyebrows; why does the tin boil inside, it becomes harder to breathe when, with her head thrown back, she laughs predatory, like Barmaley; gesticulates with a bird's paw, smells fragrant for half a mile - and you will never comprehend it, you will not find room for its beauty - whether through joint drinking, walking, laughter about the past; you will have to always love her and be unable to embrace her mind.
I go out, greet the new day, January, outside minus seven, the sun is slobbering Paveletskaya, as if he wants to gobble up completely; I stand like a scarecrow, the ray licks wet, my face is bumpy, and I don’t say that I’m not tormented that I’m not Lena and not Seryozha. And I want to speak in reprises, to nod from the stage to the screaming thickets - I get tired of walking unrecognized, non-all-union, unalterable; and I would, eh, collect the balls, and everyone would crowd in my dressing room; But I pick my words like dice until three sevens come up. Until God turns on the traffic light for me; but no - I will go under my login to the forum to God, and there on the forum everyone writes "Lord, help us."
He helps, He's not lying, there is a full hall of us like that - for example, Lena or Seryozha He proved himself to me. And I look around mesmerized, and my heart knows no decay, while Seryozha sings quietly to me, while Lena laughs into my receiver; while they are throwing life rings at me from the stage-deck, without them I would not have hibernated, but here it is almost the end of January.
One is like the grinding of sea gravel, the other is like lemon mulled wine.
And I'm just like that - just a leaflet for health, where necessary
each
by name. | |
