Друг мой, друг мой,я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами, как крыльями птица.
Ей на шее ноги маячить больше невмочь.
Черный человек,черный, черный,
Черный человек на кровать ко мне садится,
Черный человек спать не дает мне всю ночь.
Черный человек водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной, как над усопшим монах,
Читает мне жизнь какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный!
"Слушай, слушай,- бормочет он мне,-
В книге много прекраснейших мыслей и планов.
Этот человек проживал в стране
Самых отвратительных громил и шарлатанов.
В декабре в той стране снег до дьявола чист,
И метели заводят веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой и лучшей марки.
Был он изящен,к тому ж поэт,
Хоть с небольшой, но ухватистой силою,
И какую-то женщину,сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой и своею милою.
Счастье,- говорил он,- есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души за несчастных всегда известны.
Это ничего,что много мук
Приносят изломанные и лживые жесты.
В грозы, в бури,в житейскую стынь,
При тяжелых утратах и когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".
"Черный человек!Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе живешь водолазовой.
Что мне до жизни скандального поэта.
Пожалуйста, другим читай и рассказывай".
Черный человек глядит на меня в упор.
И глаза покрываются голубою блевотой,-
Словно хочет сказать мне,что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло обокравший кого-то.
. . . . . . . . . . .
Друг мой, друг мой,я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная.тих покой перекрестка.
Я один у окошка,ни гостя,ни друга не жду.
Вся равнина покрыта сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,съехались в нашем саду.
Где-то плачет ночная зловещая птица.
Деревянные всадники сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный на кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр и откинув небрежно сюртук.
"Слушай, слушай! - хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе и ближе клонится.-
Я не видел, чтоб кто-нибудь из подлецов
Так ненужно и глупо страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!Ведь нынче луна.
Что же нужно еще напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками тайно придет "она",
И ты будешь читать свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!Забавный народ.
В них всегда нахожу я историю, сердцу знакомую,-
Как прыщавой курсистке длинноволосый урод
Говорит о мирах,половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,в одном селе,
Может, в Калуге,а может, в Рязани,
Жил мальчик в простой крестьянской семье,
Желтоволосый,с голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,к тому ж поэт,
Хоть с небольшой,но ухватистой силою,
И какую-то женщину,сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой и своею милою"
"Черный человек! Ты прескверный гость.
Это слава давно про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,и летит моя трость
Прямо к морде его,в переносицу...
. . . . . . . . . .
Месяц умер,синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою. Никого со мной нет!
я один... И разбитое зеркало... My friend, my friend, I am very, very sick.
I don’t know where this pain came from.
Either the wind whistles over an empty and deserted field,
Either, like a grove in September, alcohol showered the brains.
My head flaps its ears like a bird's wings.
Her legs can no longer loom on her neck.
Black man, black, black
A black man sits on my bed,
The black man keeps me awake all night.
Black man runs his finger over the nasty book
And, nasal over me, like over a deceased monk,
Reads me the life of some scoundrel and a bum
Catching up on longing and fear.
Black man
Black, black!
"Listen, listen, - he mutters to me, -
There are many wonderful thoughts and plans in the book.
This person lived in the country
The most disgusting thugs and charlatans.
In December, in that country, snow is clear to the devil,
And snowstorms wind up merry spinning wheels.
There was a man that adventurer,
But the highest and best brand.
He was graceful, besides a poet,
Albeit with a small, but grasping strength,
And some woman, more than forty years old,
He called him a nasty girl and his sweetheart.
Happiness, he said, is dexterity of mind and hand.
All awkward souls are always known for the unfortunate.
It's nothing that much anguish
They bring broken and deceitful gestures.
In thunderstorms, in storms, in everyday coldness,
In case of bereavement and when you are sad
Seeming smiling and simple -
The highest art in the world. "
"Black man! You don't dare that!
You don't live in the service of a diver.
What do I care about the life of a scandalous poet.
Please read and tell others. "
The black man is staring at me.
And the eyes are covered with blue vomit, -
Like he wants to tell me that I'm a crook and a thief
So shamelessly and brazenly robbed someone.
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
My friend, my friend, I am very, very sick.
I don’t know where this pain came from.
Either the wind whistles over an empty and deserted field,
Either, like a grove in September, alcohol showered the brains.
The night is frosty. The stillness of the crossroads.
I am alone at the window, I am not expecting a guest or a friend.
The whole plain is covered with loose and soft lime,
And the trees, like horsemen, gathered in our garden.
Somewhere a night ominous bird is crying.
The wooden horsemen sow a hoofed thud.
Here again this black one sits on my chair,
He lifted his top hat and casually threw back his coat.
“Listen, listen!” He wheezes, looking into my face,
He leans closer and closer himself.
I have not seen that any of the scoundrels
So unnecessarily and stupidly suffered from insomnia.
Ah, suppose I was mistaken, for today is the moon.
What else does a dope-drunk Mirik need?
Maybe "she" will secretly come with thick thighs,
And will you read your dead languid lyrics?
Oh, I love poets! Funny people.
In them I always find a story familiar to my heart, -
Like a long-haired freak to a pimply student
Speaks of the worlds, sexual exhaustion.
I don’t know, I don’t remember, in one village,
Maybe in Kaluga, or maybe in Ryazan,
The boy lived in a simple peasant family,
Yellow-haired, with blue eyes ...
And now he became an adult, besides, a poet,
Albeit with a small, but grasping strength,
And some woman, more than forty years old,
He called him a nasty girl and his cute "
"Black man! You are a very bad guest.
This fame has been spreading about you for a long time. "
I'm furious, furious, and my cane is flying
Straight to his face, to the bridge of his nose ...
... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
The month has died, the dawn turns blue through the window.
Oh, you night! What are you, the night, you covered?
I'm standing in a top hat. No one is with me!
I'm alone ... And a broken mirror ... Смотрите также: | |
