Он вернулся в свой город, знакомый до слез,
Но теперь он приехал сюда на допрос.
Он бы мог убежать и в ловушку не лезть,
Но важней безопасности мэрская честь.
Оглянется москвич на пороге зимы –
«Где-то этого, в кепочке, видели мы!
Голова у него безволоса
И широкая грудь медоноса».
Отношенья со следствием напряжены.
Он живет, под собою не чуя жены.
Он вернулся таким же, каким уезжал,
И не верит в продажность своих горожан.
Он по городу ходит, задумчив и сух.
Всюду новые лица, собянинский дух,
Пробок столько же – в центр не прорвешься –
И широкая грудь плитоложца.
Где теперь этот сброд тонкошеих вождил,
Что к нему на поклон на карачках ходил,
И бабло, и кино, и менты, и попса?!
Ленинград! У него еще есть адреса!
Ведь доверья лишил его маленький босс,
А является прежний, знакомый до слез!
Окруженье его мускулисто
И широкая грудь дзюдоиста.
Но напрасно, вчерашнего босса хваля
Он защиты и нежности ждет из Кремля.
Покровители скинут его, как балласт –
Их самих тонкошеяя банда предаст.
И чекист, и нефтяник, и единоросс –
Все отправятся в Лондон, знакомый до слез,
Чтоб укрыться от местных идиллий
На широкой груди Пикадилли. He returned to his city, familiar to tears,
But now he came here for interrogation.
He could run away and stay out of the trap
But the mayor's honor is more important than safety.
Muscovite will look back on the threshold of winter -
“We saw this somewhere, in a cap!
His head is hairless
And the broad chest of a honey plant. "
Relations with the investigation are tense.
He lives, not feeling his wife under him.
He returned the same as he left,
And he does not believe in the venality of his citizens.
He walks through the city, thoughtful and dry.
Everywhere new faces, Sobyanin spirit,
The same amount of traffic jams - you won't break into the center -
And the broad chest of the plateau.
Where did this rabble of thin-necked leaders now,
That I went to bow to him on all fours,
And loot, and movies, and cops, and pop music ?!
Leningrad! He still has addresses!
After all, the little boss robbed him of his trust
And the former appears, familiar to tears!
Surrounding him is muscular
And the wide chest of a judoka.
But in vain, praising yesterday's boss
He is waiting for protection and tenderness from the Kremlin.
Patrons will throw him off like ballast -
The thin-necked gang will betray them themselves.
And the Chekist, and the oilman, and United Russia -
Everyone will go to London, familiar to tears
To hide from local idylls
On the broad chest of Piccadilly. | |
