Он душу к небу нес, как на руках невесту.
Дрожал канатный мост и обрывался в бездну.
Он вслушивался в шепот серафимов
Далекий и прекрасный как гроза.
А искушенье было – быть любимым,
Но в безрассудстве сердцу отказать.
Он вглядывался в лица, но мадонна Литта
Была то облаками, то вуалью скрыта.
И фрески были строгими, как своды,
И своды, словно воля холодны.
Он той одной единственной свободы
Не мог принять, не чувствуя вины.
Она же, словно о душе не знает вовсе.
Крестом неторопливо вышивает розы.
И день-деньской мурлычет те кантаты,
Что кто-то в белом пел и пел во сне.
И не она же, право виновата,
Что все о нем, о нем и о весне,
О белом флаге поднятом, о шпаге,
Изломанной и брошенной к ногам,
О тех словах, что не отдать бумаге,
О той любви, что не отдать словам.
He carried the soul to heaven, as in the hands of the bride.
Shaking the rope bridge and broke off into the abyss.
He listened to the whispers of the seraphim
Distant and beautiful like a thunderstorm.
But the temptation was - to be loved,
But the folly of the heart to refuse.
He stared at the face, but Madonna Litta
Was it the clouds, the veil is hidden.
And the frescoes were strict as vaults,
And the arches like will cool.
He is one single freedom
Could not accept, without feeling guilty.
It is as if the soul does not know at all.
Cross embroiders rose slowly.
And all day long purrs those cantatas,
That someone in white sang and sang in her sleep.
And it is not just the right to blame,
That everything about him, about him and spring,
On the white flag up, on the sword,
A broken and thrown to the feet,
On those words that do not give a paper,
About the love that does not give the words.
