Припев:
Не засекал время, когда вылетали из падика,
Ты, как всегда, хотела, но всё же вышла без фотика.
И кто бы мог подумать, что в беленьких бантиках,
Ты могла скрывать граммы галименьких наркотиков.
Не засекал время, когда вылетали из пади-ка,
Ты, как всегда, хотела, но всё же вышла без фотика.
И кто бы мог подумать, что в беленьких бантиках,
Ты могла скрывать граммы галименьких наркотиков.
[ChipaChip:]
Это экзотика, романтика, мокнешь без зонтика,
Ждешь, позвонит тебе, нервно потирая сотик.
Среди вставленных на все соток заниженных тазов,
Всё так летит куда-то без тормозов или это зов?
Это сон, Мендельсон, парень в рваных кальсонах,
Пославши всё нах*й, скрутивший взрывного косого.
Как она пахнет, образ её кровью как в пах бьет,
На, рубай, бьем. Всему миру крикнем: "Аdios"!
Вместе курим через нести, снова на том же месте,
Лет через двести, мой любимый ровесник.
Тут в отражении луж и разбитых зеркал,
Я в узелках твоих глаз, цвета василька.
Вместе курим через нести, снова на том же месте,
Лет через двести, мой любимый ровесник.
Тут в отражении ложь и разбитых зеркал,
Я в узелках твоих глаз, цвета василька. Chorus:
Not zasekal time flew out padika,
You are, as always, wanted to, but still came out without camera down.
And who would have thought that the little white bows,
You could hide programs galimenkih drugs.
Not zasekal time when flying out of honeydew on,
You are, as always, wanted to, but still came out without camera down.
And who would have thought that the little white bows,
You could hide programs galimenkih drugs.
[ChipaChip:]
It's exotic, romantic, moknesh without an umbrella,
Waiting, he calls you, nervously rubbing sotik.
Among all inserted acres understated cans,
Everything is so flying somewhere loose, or is the call?
This is a dream, Mendelssohn, man in torn pants,
Send all nah * First, twist the explosive oblique.
How it smells, the image of her blood in the groin hit,
On the, Ruban beat. The whole world will shout: & quot; & quot ;! Adios
However, through the smoke to bear again on the same spot,
Two hundred years later, the same age as my favorite.
Here in reflection pools and broken mirrors,
I'm in knots in your eyes, the color cornflower.
However, through the smoke to bear again on the same spot,
Two hundred years later, the same age as my favorite.
Here in the reflection lies and broken mirrors,
I'm in knots in your eyes, the color cornflower. | |
