Целый день был жаркий, где-то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая, мокрая, глянцевитая, блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Все было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу, был этот дуб, с которым мы были согласны, — подумал князь Андрей. — Да где он? » — подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и, сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что это старик произвел их. «Да это тот самый дуб», — подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна — и все это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена и тридцать один год, — вдруг окончательно беспеременно решил князь Андрей. — Мало того, что я знаю все то, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтобы не жили они так, как эта девочка, независимо от моей жизни, чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!» The whole day was hot, a thunderstorm was gathering somewhere, but only a small cloud sprinkled on the dust of the road and on lush leaves. The left side of the forest was dark, in the shade; right, wet, glossy, glistened in the sun, a little swaying from the wind. Everything was in bloom; nightingales rattled and rolled close and far.
“Yes, here, in this forest, there was this oak, with which we agreed,” thought Prince Andrew. “Where is he?” "Thought Prince Andrew again, looking at the left side of the road and, without knowing it, not recognizing him, admired the oak tree he was looking for. The old oak tree, all transformed, spreading out with a tent of lush, dark greenery, thinned, swaying slightly in the rays of the evening sun. No clumsy fingers, no sores, no old grief and distrust - nothing was visible. Juicy, young leaves made their way through knots of hard centuries without knots, so it was impossible to believe that it was the old man who produced them. “Yes, this is the same oak,” thought Prince Andrew, and suddenly he found an unreasonable spring feeling of joy and renewal on him. All the best moments of his life suddenly at the same time he remembered. And Austerlitz with a high sky, and the dead reproachful face of his wife, and Pierre on the ferry, and the girl, excited by the beauty of the night, and this night, and the moon - and all of this he suddenly remembered.
“No, life is not over, and thirty-one years old,” Prince Andrei suddenly finally and irrevocably decided. - Not only do I know everything that is in me, it is necessary that everyone knows this: both Pierre and this girl, who wanted to fly into the sky, it is necessary that everyone knows me, so that not for me life, so that they do not live like this girl, regardless of my life, that she reflects on everyone and that they all live with me! ” | |
