Проснуться в 147 лет, прочитать смс:
«здравствуй, мой обжигающий мальчик»,
изумиться, переспросить: — Почему обжигающий? —
получить очевидный ответ: «потому что ты меня обжигаешь»,
и даже не удивиться, что тебя называют на ты.
— Господи, сколько вас было,
и хоть бы одна собака
сделала отчисленье в мой пенсионный фонд.
Этим летом мне все говорили: объявляй войну, собирай своё войско! —
ну вот я и собрал: три с половиной калеки.
… Но так уж случилось, что днем
мы с Чуней купили ёлку,
самую зимнюю елку, срубленную навеки.
Тут-то все стали ее наряжать: и Саша повесил шарик, и Сеня повесил шарик,
а я взял серебристый Урал (я думал, что это река) и тоже повесил,
как будто змею из стали, так — чтоб шары засияли,
и чтоб огоньки вокзалов засверкали на ветках этих.
— Вот это будет праздник! — я думал. Но чтоб по-хорошему,
то лучше бы — с вечным снегом, с сугробами над головой …
И не беда, что я Чуне
намазал вонючей мазью
ее паршивые уши
и пахнет она — калошей
(да, именно: обыкновенной — советской старой калошей), —
Но эти четыре года — мы были втроем с тобой.
… Я просыпаюсь утром в постели, отяжелевший,
всё ужасно болит:
шея, спина, руки.
— Какого хрена, — спрашиваю, — мучать меня любовью,
когда мне надо о пенсии —
думать.
(Желательно персональной).
— До свиданья, — кричат на площадке друг на друга соседские дети.
До свиданья, — я отвечаю.
И действительно «до свиданья».
Потому что с утренней елкой, с самой лучшей елкой на свете
не бывает на самом деле ни прощания, ни разлуки.
Ну, а в сумерках (хоть я, конечно, знаю, что в сумерках спать нельзя)
я забираю с собой на кровать собаку
и тебя к себе забираю:
два тепла, шебуршащихся рядом,
шумно думающих тепла
(достаточно туповатых, надо сказать, тепла)
это слишком смешно для счастья — и я, вздрагивая, засыпаю.
… Посмотри, сколько разной чуши, ерунды золотой и нарядной,
висит на убитой елке: облепиха, Урал, Алтай,
и Россия висит на ветке, и синий шар Амстердама,
и дворник скребет лопатой, и яблоко — Индокитай.
Хорошо, что еще на свете
остается — так елок много
(да и если немного осталось): одиноких, двойных, тройных.
Как сказал Сашин тесть перед смертью: — Дайте ложечку Нового Года
(вот именно так и сказал «дайте ло-жеч-ку нового года»),
приложился к шипучей ложке, удостоверился — и затих.
По-моему, замечательно. — По-моему, всё — замечательно,
и то, что умрем — замечательно, и то, что живем — хорошо.
… на елке висит и качается ушастое ваше сиятельство,
щенячее наше сиятельство, доказанное рождество. Wake up at 147, read SMS:
Hello my scorching boy
to be amazed, to ask again: - Why burning? -
get the obvious answer: “because you burn me”,
and not even be surprised that you are called on.
- Lord, how many of you were
and at least one dog
made deductions to my pension fund.
This summer everyone told me: declare war, gather your army! -
Well, here I am: three and a half cripples.
... But it just so happened that afternoon
Chunya and I bought a Christmas tree,
the most winter tree felled forever.
Then everyone began dressing her up: and Sasha hung the ball, and Senya hung the ball,
and I took the silver Urals (I thought it was a river) and also hung,
like a snake made of steel, so that the balls shine,
and so that the lights of the stations sparkle on these branches.
- This will be a holiday! - I thought. But in a good way,
it would be better - with eternal snow, with snowdrifts above your head ...
And it doesn’t matter that I’m Chun
smeared with stinky ointment
her lousy ears
and it smells like galoshes
(yes, namely: ordinary - Soviet old galoshes), -
But these four years - the three of us were with you.
... I wake up in the morning in bed, heavy
everything hurts terribly:
neck, back, arms.
“What the hell,” I ask, “to torture me with love,”
when do I need about retirement -
think.
(Preferably personalized).
“Goodbye,” neighbor children shout at each other at the site.
Goodbye, I answer.
And really "goodbye."
Because with a morning tree, with the best Christmas tree in the world
in fact, there is neither farewell nor separation.
Well, at dusk (although I, of course, know that you can’t sleep at dusk)
I take a dog with me to bed
and take you to me:
two heat rattling nearby
noisily thinking heat
(rather blunt, I must say, heat)
it is too funny for happiness - and I, with a start, start to fall asleep.
... Look, how many different nonsense, gold and smart nonsense,
hanging on a dead Christmas tree: sea buckthorn, Ural, Altai,
and Russia hangs on a branch, and the blue ball of Amsterdam,
and the janitor scratches with a shovel, and the apple is Indochina.
Okay what else in the world
stays - there are so many Christmas trees
(and if there is a bit left): single, double, triple.
As Sasha’s father-in-law said before his death: - Give a spoon of the New Year
(that’s exactly what he said, “give me a new year's eve”),
kissed an effervescent spoon, made sure - and fell silent.
In my opinion, great. - In my opinion, everything is wonderful,
and the fact that we die is wonderful, and the fact that we live is good.
... your eared lordship hangs and sways on the tree
puppy our lordship, proven christmas. Смотрите также: | |
