Словно якорь, словно груз,
Я свою оставлю грусть
В мокрой трещинке рябого тротуара.
Как окурок, как бычок.
И, не помня ни о чём,
прогуляюсь по Москве, как в фильме старом.
И тянется сквозь трещинку,
где моя тоска,
одуванчик к вещему
небу, как рука.
И, когда черёмуха
над её окном
расцветёт, мне олуху
будет всё равно.
Буду кушать крем-брюле
в гулкой зелени аллей.
Я буду пялистя на церкви и вокзалы.
А потом, попав под дождь,
буду знать что ты (меня) не ждёшь.
И не буду помнить, то, что ты сказала.
И тянется сквозь трещинку,
где моя тоска,
одуванчик к вещему
небу, как рука.
И, когда черёмуха
над её окном
расцветёт, мне олуху
будет всё равно.
А потом с картошкой фри
я выпью пива банки три.
Я позвоню тебе, и тоном, полным меди,
расскажу, что я устал,
и пошлю тебя во все места,
а потом меня троллейбус переедет.
И тянется сквозь трещинку,
где моя тоска,
одуванчик к вещему
небу, как рука.
И, когда черёмуха
над её окном
расцветёт, мне олуху
будет всё равно.