У "максима" кровь - водица,
Он лопочет - не уснет.
В белокаменной столице
Комиссары с матросней.
Тьма висит над Перекопом,
Ждут околыши утра:
Завтра все погибнем скопом,
Завтра все погибнем скопом,
Золотые юнкера...
Вам, Татьяна Михайловна,
И семнадцать не дашь ведь.
Вы и косы закалывали,
Чтобы выглядеть старше.
Да не щурьтесь вы, полноте,
Возвращения нету.
Вы меня и не вспомните,
Впрочем, дело не в этом.
Переполнен Севастополь
Дрянью - Божья благодать,
Не видать первопрестольной
Нам России, не видать.
Где носила, где косила
Наша белая судьба -
Кровь-водица у "максима",
Кровь-водица у "максима",
И у нас не голуба...
Вот, Татьяна Михайловна,
Где нам встретиться выпало.
Ваши губы опаловые
До конца кем-то выпиты.
Мы любовники старые,
Мы, чуть что, - напролом,
Я ведь ночи простаивал
Под вашим окном.
Вот рассвет, как серый глянец,
Ухмыляется "максим":
Через прорезь, братец, глянем
На пророков и мессий.
Был Господь бы, попросил бы -
Нет, о жизни бы не стал -
Схоронить меня в России,
Схоронить меня в России,
Можно даже без креста...
Все, Татьяна Михайловна,
В пулемете нет лент.
Обо мне не слыхали вы
Столько зим, столько лет.
Вы вернетесь на Сретенку
Жарким каменным летом.
На окне там отметинка,
Впрочем, дело не в этом. In "the maxim of" blood - water that
He mutters - do not fall asleep.
The white-stone capital
Commissioners with better men.
Darkness hangs over Perekop,
Waiting bands of the morning:
Tomorrow all will die en masse,
Tomorrow all will die en masse,
Golden cadets ...
You, Tatyana,
And do not give because seventeen.
You and braids pinned up,
To look older.
Do not schurtes you wholly;
Returns no.
You do not remember,
However, that's not it.
crowded Sevastopol
Cheesy - God's grace,
Do not see throned
We are Russian, not to be seen.
Where she wore where decimated
Our white destiny -
Blood thicker than water for "maxim"
Blood thicker than water for "maxim"
And we are not blue ...
Here, Tatyana,
Where to meet us fell.
Your lips Opal
Until the end of someone drunk.
We are lovers of old,
We hardly that, - ahead,
I'm a night idle
Under your window.
That dawn as gray satin,
Grins "max":
Through the slot, brother, look
At the prophets and messiahs.
Would the Lord have asked -
No, life would not -
Bury me in Russian,
Bury me in Russian,
It is even possible without a cross ...
All Tatyana,
In no machine gun belts.
About Me You have not heard
So many winters, many years.
You will return to Sretenka
In the hot summer of stone.
In the window there otmetinka,
However, that's not it. | |
