Любая женщина – как свежая могила: из снов, из родственников, сладкого, детей… Прости её. Она тебя любила. А ты кормил – здоровых лебедей.
Но детским призракам (я это точно знаю) - не достучаться им – до умного – меня… А ты – их слышишь – теплая, тупая, непоправимая –как клумба, полынья.
Стихотворение – простое, как объятье - гогочет, но не может говорить. Но у мужчин – зато - есть вечное занятье: жён, как детей, –из мрака – выводить.
И каждый год – крикливым, птичьим торгом я занимаюсь в их – живой – груди: ту женщину, наевшуюся тортом, от мук, пожалуйста, – избавь и огради!
Все стихтворения – как руки, как объятья. (…от пуха, перьев их – прикрой меня – двумя!) Да, у мужчин – другие есть занятья, но нет других – стихотворений – у меня.
…Ты мне протягиваешь – руку наудачу, а я тебе – дырявых лебедей. Прости меня. Я не пишу, я плачу – над бедной-бедной – девочкой – моей…
Но я еще прижмусь к тебе - спиной, и в этой - белой, смуглой - колыбели - я, тот, который - всех сильней - с тобой, я - стану - всех печальней и слабее…
А ты гордись, что в наши времена - горчайших яблок, поздних подозрений - тебе достался целый мир, и я, и густо-розовый безвременник осенний.
Я развернусь лицом к тебе - опять, и - полный нежности, тревоги и печали - скажу: "Не знали мы, что значит - погибать, не знали мы, а вот теперь - узнали".
И я скажу: "За эти времена, за гулкость яблок и за вкус утраты - не как любовника - (как мать, как дочь, сестра!) - как современника - утешь меня, как брата".
И я скажу тебе, что я тебя - люблю, и я скажу тебе, что ты - мое спасенье, что мы погибли (я понятно - говорю?), но - сдерживали - гибель - как умели. Any woman - like a fresh grave: from dreams, from relatives, sweet, kids ... Forgive her. She loved you. Are you fed - healthy swans.
But the ghosts of children (I know) - not reach them - to smart - I ... And you - hear them - warm, dull, irreparable -like bed, wormwood.
Poem - simple as arms - cackles, but can not speak. But the men - but - there are always busy: wives, as children -from darkness - output.
And every year - shrill, bird bargaining I have been doing in their - live - Breast: the woman After eating cake, from the torment, please - deliver and protect me!
All stihtvoreniya - both hands as his arms. (... By fluff, feathers their - Cover me - two!) Yes, men - there are other employment, but there is no other - poems - I have.
... You're stretching me - his hand at random, and I'll - holey swans. Forgive me. I'm not writing, I cry - of a poor-poor - a girl - my ...
But I still press to you - back and in this - white, dark - the cradle - I'm the one that - the strongest - with you I - I will - all the sadder and weaker ...
And you are proud that in our times - most bitter apples later suspicions - you got the whole world, and I, and dark-pink autumn crocus.
I turn around to face you - again, and - full of tenderness, anxiety and sadness - I say: & quot; we did not know, that means - perish, we did not know, and now - Learn & quot ;.
And I say: & quot; In those times, gulkost for apples and taste loss - not as a lover - (Like mother, like daughter, sister!) - as contemporary - comfort me as a brother & quot ;.
And I tell you, that I love you - I love, and I will tell you that you - my salvation, that we died (I understand - I say?) but - restrained - death - as best they could. | |