Рассказ был написан Чеховым 22 или 23 января 1888 г. В это время основной его работой уже была повесть «Степь». «Писать большое очень скучно и гораздо труднее, чем писать мелочь», — сообщал Чехов А. Н. Плещееву 19 января 1888 г. Плещеев настоятельно советовал не писать ничего для газет. «Разве Вы не можете давать и Ваши маленькие вещицы в журнал? — писал он Чехову 21 января. — По три, даже по два рассказца в книжке можно печатать, как делал Тургенев с своими „Записками охотника“. Деньги всегда можно будет Вам выслать вперед» (ГБЛ; Слово, сб. 2, стр. 236). 23 января Чехов ответил: «Как жаль, что оно <письмо> не пришло тремя часами раньше! Представьте, оно застало меня за царапаньем плохонького рассказца для „Пет<ербургской> газеты“. Ввиду предстоящего первого числа с его платежами я смалодушествовал и сел за срочную работу. Но это не беда. На рассказ потребовалось не больше полудня, теперь же я могу продолжать свою „Степь“». А 29 января Чехов уже просил брата Александра Павловича получить за рассказ гонорар (по 12 копеек за строку).
Включая рассказ в сборник «Хмурые люди», Чехов сократил в двух местах повторявшиеся описания мучительного состояния Варьки и изменил финал, добавив заключительную фразу. Во втором издании сборника были устранены опечатки первого, однако в следующих изданиях «Хмурых людей» эти же опечатки появились снова. Для последующих изданий сборника Чехов не исправлял рассказ, и лишь новые наборы текста (в 6 и 7 изданиях) внесли некоторые разночтения (см. Варианты). Текст издания А. Ф. Маркса отличается лишь несколькими мелкими поправками.
А. Измайлов связывал рассказ с впечатлениями Чехова-гимназиста от жизни подручных мальчиков — Андрюшки и Гаврюшки — в лавке его отца (А. Измайлов. Чехов. М., 1916, стр. 57). Ал. Чехов, говоря о том, что все дети в рассказах брата (в том числе и Варька) «существа страждущие или же угнетенные и подневольные» (Чехов в воспоминаниях, стр. 30—31),
625
объяснял эту особенность тем, что сам автор не знал радостей детства.
Рассказ не сразу был оценен по достоинству даже близкими Чехову людьми. Так, из письма А. С. Лазарева (Грузинского) к Н. М. Ежову от 13 февраля 1888 г. (ЦГАЛИ, ф. 189, оп. 1, ед. хр. 19) видно, что последний находил рассказ «неправдоподобным». Лазарев (Грузинский) не разделял эту точку зрения Ежова и, начав в 1888 г. по совету и рекомендации Чехова сотрудничество в «Петербургской газете», считал для себя образцом мастерства рассказ «Спать хочется». 10 апреля 1888 г., жалуясь Ежову, что в своем первом рассказе для этой газеты «взял не тот тон», он добавлял: «Нужно писать сжато, реально и просто — à la „Спать хочется“» (там же).
Не сумел понять рассказ и редактор издательства «Посредник» И. И. Горбунов-Посадов, считавший его сюжет «искусственным». А. И. Эртель в письме к нему от 29 марта 1891 г. защищал рассказ Чехова: «С вашим мнением о рассказике Чехова согласиться не могу. Почему вы думаете, что убийство ребенка ополоумевшей нянькою вещь искусственная? Это бывает и не редко, а в рассказе, насколько помнится, „преступление“ вытекает очень логически из предшествовавшего душевного состояния девочки. Кстати. В сегодняшнем № „Рус<ских> вед<омостей>“ я как раз прочитал такой же факт: нянька-подросток обкормила ребенка фосфорными спичками. Можно бы сказать, что в этом ничего нет поучительного... Но так ли? Лишнее напоминание о том, что детей нельзя обременять непосильным трудом, что душа детская — нечто сложное и требующее к себе бережи и внимания — напоминание об этом есть уже поучение» (Записки ГБЛ, вып. 8, М., 1941, стр. 95).
В известном отзыве Н. К. Михайловского о сборнике «Хмурые люди» («Русские ведомости», 1890, № 104, 18 апреля) рассказ «Спать хочется» приводился в качестве иллюстрации того положения, что «Чехову все едино — что человек, что его тень, что колокольчик, что самоубийца» (Михайловский, стр. 598).
The story was written by Chekhov on January 22 or 23, 1888. At this time, his main work was already the story "The Steppe". “Writing big is very boring and much more difficult than writing a trifle,” Chekhov reported to A. N. Pleshcheev on January 19, 1888. Pleshcheev strongly advised not to write anything for newspapers. “Can't you give your little things to the magazine too? - he wrote to Chekhov on January 21. - You can print three, even two storytellers in a book, as Turgenev did with his Notes of a Hunter. Money can always be sent to you in advance ”(GBL; Slovo, Sat 2, p. 236). On January 23, Chekhov replied: “What a pity that it 'letter' did not arrive three hours earlier! Imagine, it caught me scratching at an inferior storyteller for the Pet newspaper. In view of the upcoming first day with his payments, I became jittery and sat down for urgent work. But it doesn't matter. It took no more than noon to tell the story, but now I can continue my Steppe. " And on January 29, Chekhov already asked his brother Alexander Pavlovich to receive a fee for the story (12 kopecks per line).
Including the story in the collection Gloomy People, Chekhov shortened in two places the repeated descriptions of Varka's painful condition and changed the ending by adding a final phrase. In the second edition of the collection, the typos of the first were eliminated, however, in the next editions of Gloomy People, these same typos appeared again. For subsequent editions of the collection, Chekhov did not correct the story, and only new sets of text (in the 6th and 7th editions) introduced some discrepancies (see Variants). The text of AF Marx's edition differs in only a few minor amendments.
A. Izmailov connected the story with the impressions of Chekhov as a grammar school student from the life of the boys' assistants - Andryushka and Gavryushka - in his father's shop (A. Izmailov. Chekhov. M., 1916, p. 57). Al. Chekhov, speaking of the fact that all the children in the stories of his brother (including Varka) are "suffering creatures or oppressed and forced" (Chekhov in his memoirs, pp. 30-31),
625
explained this feature by the fact that the author himself did not know the joys of childhood.
The story was not immediately appreciated even by people close to Chekhov. So, from the letter of AS Lazarev (Gruzinsky) to NM Yezhov dated February 13, 1888 (TsGALI, f. 189, op. 1, item 19) it is clear that the latter found the story "implausible" ... Lazarev (Gruzinsky) did not share this point of view of Yezhov and, starting in 1888, on the advice and recommendation of Chekhov, cooperation in the Petersburg newspaper, considered the story "I Want to Sleep" as a model of skill. On April 10, 1888, complaining to Yezhov that in his first story for this newspaper “he took the wrong tone”, he added: “You need to write succinctly, realistically and simply - à la“ I want to sleep ”(ibid.).
The editor of the Posrednik publishing house, II Gorbunov-Posadov, also failed to understand the story, considering his plot “artificial”. AI Ertel, in a letter to him dated March 29, 1891, defended Chekhov's story: “I cannot agree with your opinion about Chekhov's story. Why do you think killing a child by a maddened nanny is artificial? This happens and not rarely, but in the story, as far as I remember, the “crime” follows very logically from the girl's previous state of mind. By the way. In today's issue of "Russian" Vedas "I just read the same fact: a teenage nanny fed the child with phosphorus matches. One could say that there is nothing instructive in this ... But is it? An unnecessary reminder that children should not be burdened with excessive work, that a child's soul is something complex and requires care and attention - a reminder of this is already a lesson "(Notes of GBL, issue 8, Moscow, 1941, p. 95) ...
In the well-known review of N.K. Mikhailovsky about the collection "Gloomy People" ("Russkie Vedomosti", 1890, No. 104, April 18), the story "I Want to Sleep" was cited as an illustration of the position that "Chekhov is all one - that a man, that his shadow is like a bell, like a suicide ”(Mikhailovsky, p. 598). | |
