Нам немного не хватает цепкости глаз
и уместной краткости речей.
Поколенье, разменявшее цветы на плексиглас,
позабывшее за формой суть вещей.
И я сижу на теплой кухне,
смотрю в окно, пью самогон.
Я знаю, что в эту минуту
не зазвонивший телефон
мне даст еще одну возможность
сказать, что этот мир ослеп,
мне даст еще одну несложность
кивнуть ему, что нас здесь нет.
Я несу свои следы
в сумке за своей спиной.
Я выдыхаю едкий дым
на вдохе бывший синевой.
А те, кто вжился в образ,
те боятся моих слов.
Растут чужие волосы
из их больных голов,
но в небе здесь по Вторникам
по-прежнему светло.
Я улыбаюсь дворникам
в открытое окно.
Но, наша правда в нашем страхе, и еще чуть-чуть и мы
станем смело на пластмассовой земле.
Сядем гордо в пластилиновые наши корабли
и в стеклянных небесах оставим след.
И я иду к своей подруге,
прихватив с собой портвейн,
я расскажу ей то, что будет,
а в том, что есть мы будем с ней
любить друг друга и не помнить
своих дорог, своих имен.
И я забуду с первым стоном
не зазвонивший телефон.
Но даже то, что проросло
из кожи моей в этот мир,
мое больное ремесло
все с корнем вырвет парой рифм.
И тем, кто вжился в образ,
всегда боятся моих слов,
и рвать чужие волосы
своих больных голов,
и говорить вслед шепотом:
«Смотрите, это он!
Ему судьба быть вечно около
и имя легион».
Он несет свои следы
в сумке за своей спиной.
Он выдыхает едкий дым
на вдохе бывший синевой.
Я несу свои следы
в сумке за своей спиной.
Я выдыхаю едкий дым
на вдохе бывший синевой.
