Люсме, она так любила приходить по ночам и вместе с грустными людьми плакать.
Люсме, она такая ранимая, но жестокая.
Она так любила менять с белого на чёрное платье.
Никто не верил маленькой Люсме, когда она шептала, что за всё будет расплата,
Любовь не бесплатная.
Ты продаёшь свою искренность на аукционе,
Ну, кому она нужна ?
Ты закрыт в себе, словно заброшенные аттракционы,
Никто не хочет кататься.
Этой зимой тебя согреют лишь кальсоны,
Ты как последняя пара обуви в дешёвом "Kari", она не подходит ни к чьим ногам,
Быть одиноким - это твой сверхъестественный дар.
Твой удар по моему лицу компенсирует и так избитую рожу.
Ты счастлив, но бутылка портвейна напомнит, что всё пропитано страхом и ложью,
В нашей ложе...
В нашей ложе разлагаются призраки влюбленных трупов,.
На ложке греется Люсме, наблюдаю, как мне с тобой умирать круто.
На лоджии герберы и лилии окутал мороз, который в любое время суток является грубым.
Твои губы - воплощение эскимо в 40 градусов летом,
Последние орехи бельчат в зимнюю стужу,
Я безоружен голый в твоих объятиях,
На нос опустилась со вкусом клубники мантия.
Я думал это твое новое платье, но целлофан, который душил, и мои крики в палате глушили твои стоны на пати,
Я Роберт Паттинсон, который действительно стал вампиром.
Мы обнимались, как в последний раз, но брызнуло красное и осталась рапира.
Люсме своими слезами меня лечила, но после звала на дно, где были потерянные крики,
Это сумасшедший текст, но попробуй во всё это вникни.
И ты поймёшь, какова плата за твою при жизни погибель.
Я твой личный трофей за победу в любви
Потертый и старый, забытый, так возьми и протри, так возьми обними.
Я твое, ты мое.
В этих строках потухли огни наших зрачков.
И Люсме так хотела почему-то, чтоб я ушёл вместе с ней.
Она разрезала мои рубашки, портила блокноты со стихами,
Пока спал, привязывали мои ноги и руки, и питала чем-то чёрным.
Мои глаза сужались, я не понимал, но знал одно: это существо меня морит.
И, вот, когда я согласился, он так засмеялась и исчезла, а я один остался лежать в этом доме, в этом дурдоме. Lyumshe, she loved to come around at night and crying to cry with sad people.
Lyusma, she is so wounded, but cruel.
She loved to change the white dress so much.
No one believed a little Lyusma when she whispered that everything would be paid for everything,
Love is not free.
You sell your sincerity at auction,
Well, who needs it?
You are closed in yourself, as if abandoned attractions,
No one wants to ride.
This winter will only warm your pants,
You like the last pair of shoes in the cheap "Kari", it is not suitable for any legs,
Being lonely is your supernatural gift.
Your blow to my face compensates and so beaten rye.
You're happy, but the bottle of Portwine reminds that everything is saturated with fear and lies,
In our bed ...
In our bed, the ghosts of lovers of the corpses are decomposed.
On a spoon he was heated by Lyusma, I watch me to die with you cool.
On the loggia, gerbera and lilies enveloped frost, which at any time of the day is rude.
Your lips are an embodiment of a population of 40 degrees in the summer,
The last nuts are lucked in winter strules,
I am unarmed naked in your arms,
The nose fell with the taste of strawberry mantle.
I thought it was your new dress, but the cellophan, who stifled, and my shouts in the ward were joining your moans on a party,
I am Robert Pattinson, who really became a vampire.
We hugged as the last time, but splashed the red and the rapier remained.
Lyums treated me with his tears, but after called to the bottom, where there were lost screams,
This is a crazy text, but try everything in all this.
And you will understand what a fee fee for your life.
I am your personal trophy for victory in love
Shabby and old, forgotten, so take and wipe, so take both.
I am yours, you are mine.
In these rows, the lights of our pupils were too.
And the Lyums so wanted for some reason, so I went with her.
She cut my shirts, spoil notepads with verses,
While I slept, tied my legs and hands, and fed something black.
My eyes were narrowed, I did not understand, but I knew one thing: this is a creature of me.
And, here, when I agreed, he laughed and disappeared, and I was alone to lie in this house, in this madde. Смотрите также: | |
